Выбрать главу

— Но вы тогда все-таки дали эти показания?

— Все-таки дала… Но не сразу, не в тот день. В тот день я просто сказала, что видела уже приезд милиции. Их это не сильно заинтересовало. Потом я все ходила, переживала, наконец, решилась. Пошла в наш отдел, там как раз в этот момент милиционеры из Новосибирска были, сказала, что хочу кое-что добавить к своим показаниям. Там и участковый наш сидел и эти, городские. Они меня выслушали, записали все, что я говорила… Переглядывались так противно… Смеялись, наверное, про себя. Ведь и правда, что это такое: стоит убитый Штейнер и смотрит, как в его доме милиция его же осматривает!

— Они вам что-нибудь сказали?

— Они сказали, что возле Штейнера нож нашли, на нем отпечатки, а кому они принадлежат, милиции хорошо известно. Теперь осталось этих ребят найти, и дело закрыто. «Но большое вам спасибо за сотрудничество!» — сказал мне их главный, который из Новосибирска приехал… Весело сказал… Даже пошутил, что мне за эти показания медаль выдадут. Ну, я не в обиде.

Елена помолчала немного. Откровенно говоря, она была удивлена и разочарована. Показания Суботихи, действительно, выглядели нелепо. В любом случае, они уводили всю эту историю куда-то вбок.

— А что вы сами об этом думаете? — спросила она у старухи.

— Что думаю? Что мне это приснилось, — призналась старуха. — Какие еще тут могут быть объяснения?

— Ведь там была его мать! — словно оправдываясь перед собой, сказала Елена. — Это она нашла тело. Она ведь не могла перепутать!

— Да не только мать. Там многие были. Участковый тот же, он его с детства знал. Долгушина, Антипов…

— То есть убит был именно Штейнер. М-да… Может, близнец?

Суботиха засмеялась.

— Это ты, подруга, мексиканских сериалов насмотрелась! Только там вдруг ни с того ни с сего близнецы объявляются. У нас я про такое что-то не слышала!

— А может, просто похожий на Штейнера человек стоял за кустами?

— Я не сумасшедшая! — твердо сказала Суботиха. Было видно, что она обиделась. — Точнее, может, и сумасшедшая, но по-крупному! Либо мне это все целиком привиделось, либо это молодой Штейнер стоял за кустами.

Они снова помолчали. Где-то вдалеке заиграла музыка, раздался лай собаки. Мимо проехала машина. Елена тревожно глянула в окно: на месте ли нанятый ею частник. Тот послушно стоял у забора.

Теперь ей не было страшно. Почему-то она ожидала других откровений — по-настоящему опасных. Ей думалось, что женщина, к которой ходил Михайлов в ночь, едва не ставшую последней в его жизни, расскажет что-то такое, что расставит все точки над «i» в этой истории. Но она услышала то, что, кроме нее, одиннадцать лет назад услышал целый наряд милиции. И ее реакция была почти такой же, как у тех новосибирских милиционеров: не очень верилось в историю пьющей Суботихи. Было только одно «но»… Только одно…

— Зачем же к вам приходил Михайлов? — спросила Елена у старухи. — Что его интересовало? Ведь он и так знал ваши показания.

— Да, знал, но попросил повторить их слово в слово. Вот и все.

— О чем-нибудь еще спрашивал?

— Нет.

— Ну, какие-нибудь его вопросы вы можете вспомнить? У вас ведь такая замечательная память.

— Да, не жалуюсь, — гордо согласилась старуха. — И водка, между прочим, способствует! Пока не пила, все забывала. А сейчас такая ясность в мозгах, я тебе передать не могу!

— Ну так что он спрашивал?

— Он уточнил кое-что… Спросил: допрашивали ли тогда Антипова, какие он дал показания и говорила ли я с ним о том, что увидела?

— И что вы ответили?

— Что не помню. Да и как это возможно помнить — одиннадцать лет спустя?!

— Ваши разговоры с Антиповым — это ладно, это могло его интересовать. Но зачем он спрашивал про показания Антипова? Они же должны быть в деле?

— А, кстати, ты права! Он по этому поводу высказался. Я так же, как ты, посоветовала: «Посмотри в деле», а он так странно ответил: «Листы с антиповскими показаниями из дела вынуты! Там есть начало и есть конец. А самих показаний нет». Ну, бардак у нас в стране, что тут удивляться!

— Антиповские показания украдены? — удивленно переспросила Елена. — А что же там могло быть? Если вы действительно видели живого Штейнера и он действительно зашел в дом к Антипову, то Антипов должен был рассказать про этот визит! Но тогда от ваших показаний не отмахнулись бы! А может, он тоже, как и вы, просто увидел что-то, что потом показалось милиционерам невероятным?

— Не знаю… А, еще вспомнила: Михайлов интересовался выстрелом.

— Каким выстрелом?!

— Старая Долгушина утверждала тогда, что слышала выстрел. Но это было совсем рано — в районе четырех. Мол, она тогда от этого выстрела проснулась. Михайлов меня сегодня спросил: слышала ли я этот выстрел? Может, я тоже от него проснулась? Я сказала: нет. Я проснулась гораздо позже и никакого выстрела не слышала!

«Еще и выстрел! — тоскливо подумала Елена. — Он-то здесь откуда? Похоже, в то воскресенье в Корчаковке наличествовали все виды преступлений, предусмотренные уголовным кодексом: зарезание, утопление, расстреляние… А также некоторые преступления, уголовным кодексом не предусмотренные: например, разгуливание по чужим садам в мертвом виде!»

— А как вам показалось: Михайлов верит, что вы видели за кустами живого Штейнера? — спросила Елена.

— Его это вообще не интересовало. Ну, мол, стоял и стоял, всякое бывает. Он, кстати, спросил, бывала ли я у Антипова дома. Как там все было? Я ему ответила, что в этом доме при нем никто не был, но если надо, то можно к старшей Долгушиной зайти и посмотреть: она там только мебель кое-какую поменяла. Там даже не белили с тех пор. Вместо того чтобы бегать, сплетни собирать, лучше бы она обои на стены наклеила!

— А вы там уже при ней были?

— Ну, конечно! Соседи все-таки! Я часто к ней захожу, и она ко мне. Ты знаешь, она не такая уж и противная. Просто беспокойная. Ну, бывают такие люди! Она самой себе больше вредит своим характером! Слушай, а Михайлов про Долгушину тоже спрашивал.

— В связи с выстрелом?

— Нет, не только. Он спросил, как так получилось, что Долгушина осмелилась на Антипова жалобы писать? Ведь ее муж Антипова сильно побаивался! А тут вдруг незадолго до штейнеровской смерти она буквально завалила участкового своими кляузами! Михайлов спросил, помню ли я эту распрю?

— И что вы ответили?

— Ну, что-то припоминаю. Действительно, Долгушина тогда как с цепи сорвалась. Ее, однако, понять можно: антиповский пес всех кур долгушинских передушил. А потом за гусей принялся. Представляешь, они за пару недель всю живность потеряли! Даже собаку: они нашли ее в собственном дворе с перегрызенным горлом. У Долгушиной тогда от горя крыша поехала, видимо, стала она писать во все инстанции, помню, участковый ходил разбираться. Но потом ей муж врезал хорошенько… Он боялся с Антиповым связываться.

Елена вздохнула. Голова гудела, намекая, что уже не способна принимать новую информацию. Все запуталось окончательно. Какой-то выстрел, загрызенные гуси, украденные показания бывшего штейнеровского соседа…

— Еще Михайлов спросил, как выглядел эксперт, который приезжал с милицией, — добавила Суботиха, которая сидела за столом и смотрела на Елену уже совсем осоловевшими глазами.

Елена снова вспомнила тот августовский день, напоенный солнцем, и вздохнула.