Бандит ухмыльнулся.
— Ещё увидимся, кулинар.
Я слегка склонил голову, пряча ухмылку.
— Будем рады вас видеть.
Скрипнули дверные петли — всё забывал их смазать.
Бандит ушёл (унёс с собой батон — на полке с медовым хлебом появилась первая прореха). Горожанки мгновенно позабыли о нём — загомонили о важных только для них делах. Продолжили делать покупки. Лошка гордо продемонстрировала мне брошенную бандитом монету. Её лицо сияло не меньше, чем то серебро.
Продавщица сказала:
— Мастер Карп! Получилось! Один медовый продала!
«Кому ты в этом городе втюхивал кулинарные чудеса, старик? — спросил я. — Или ты мне лапшу на уши вешал, когда рассказывал о своих великих достижениях? Где эти горы золота и серебра, о которых ты заливал? Пока я вижу только всё ту же медь. Ну объясни, старпёр: зачем мне изгаляться с твоими чудо рецептами, если народ упорно продолжает покупать ненавистную тебе чернушку?»
Я сидел за столом в гостиной, смотрел на светящуюся фигуру привидения.
На столешнице передо мной лежал похожий на нарезной батон медовый каравай, стояла чашка с пахнувшим мятой парящим напитком. Призрак замер около лестницы. Он то ли рвался вернуться в магазин, то ли не решался пройти в жилую часть дома, чтобы не отвечать на мои каверзные вопросы.
«А ты как хотел, парень? — сказал мастер Потус. — Думал, что состоятельные горожане побегут к тебе на запах хлеба? Етить твою, с чего бы им к тебе идти? Сперва они должны узнать, что в моей пекарне снова выпекают не только дешёвые караваи. Люди при деньгах — занятые. Они просто так по улицам не слоняются. Ты прямо хотел, чтобы они явились в магазин в первый же день?»
«Что такое реклама, старый, я знаю и без тебя. Но меня терзают смутные сомнения по поводу правдивости твоих рассказов. Не сомневаюсь, что скоро пекарня с лёгкостью будет ежедневно продавать по тридцать медовых батонов. Допускаю, что столько же смогут покупать… каких-нибудь ещё товаров из той же ценовой категории. Но уже понятно: делать в Персиле тот ассортимент, про который ты мне заливал — бессмысленно».
«Да много ты понимаешь, лодырь!..»
«Я понимаю, старик, что за нормальными выручками нужно ехать в столицу».
«Какая тебе столица, бездельник?! Научись сперва…»
Призрак не договорил: отвлёкся.
К нам на этаж кто-то очень спешил, грохотал по ступеням подошвами сапог.
По лестнице взбежал Полуша — в пекарском наряде, потирал ладонью припудренное мукой лицо. Парень завертел головой. Увидел меня — замер.
— Мастер Карп! — сказал он. — Простите, что помешал вам. Лошка велела к вам сходить. Просила, чтобы вы срочно спустились в магазин. Там это…
Замялся.
— Что там? — спросил я.
Молодой пекарь воровато огляделся, точно боялся, что нас подслушают.
Сказал громким шёпотом:
— Мастер Карп, там вам бочку мёда принесли.
Его загадочный шепоток меня насторожил.
— Опять? — сказал я. — Твои родичи?
Полуша помотал головой.
— Нет, — сказал он. — Точно не они.
— Тогда кто?
— Лошка говорила: сама… госпожа Белецкая!
Глава 15
Сказал пекарю, что сейчас спущусь; велел ему возвращаться в пекарню.
В три глотка допил мятный чай.
«Госпожа Белецкая, — сказал я. — Знаешь её, старик? Это имя мне ни о чём не говорит. Но жопой чую, что дамочка не продавец мёда. Кто она такая? Я предчувствовал, что эти слова про мёд в итоге выйдут мне боком. Не ошибся? Допетюкался, называется. Язык мой — враг мой… Ладно. Чем эта ваша Белецкая знаменита? Судя по тому, как о ней говорил мой юный работник — дамочка она непростая».
«Очень непростая, етить её», — отозвался призрак.
Его отливавшая синевой фигура курсировала вдоль перил лестницы.
Я заподозрил, что призрак занервничал.
«Злопамятная и вредная баба, — заявил пекарь. — Вот кто такая Нора Белецкая. Помню Нору ещё девчонкой. Её родители держали бакалейную лавку у Северных ворот — тоже склочники были ещё те. Дочурка по вредности характера их переплюнула. Но красавицей была!.. лет двадцать назад. По молодости связалась с тогдашним ночным правителем города, етить его — тем, чья банда заправляла в Персиле до ушлёпков Крюка Рела Музила».
«И куда подевался тот ночной царёк?» — спросил я.
«Так зарезали — куда ж такие деваются, етить их. А Нору не тронули. Со многими она с тех пор полюбовничала. С бандитами, конечно. Детишками не обзавелась. Но дружков у неё среди разбойников осталось немало. Многие здоровенные детины, детишки её бывших полюбовников, доселе зовут её мамашей. Так её сейчас и называют — Мамаша Нора. Поговаривают, что сам Музил старается не переходить ей дорогу».