«Хоть здесь не придётся изобретать велосипед, — подумал я. – В сам дом попаду без твоего колдовства, мэтр. Надеюсь, здесь меня не встретит залп из арбалетов или фаланга копейщиков в прихожей. У меня и без того уже товарный вид подпорчен. Любимая рубашка превратилась в мокрую вонючую тряпку. В первый раз решил в этом городишке наведаться в гости. И вот, пожалуйста: чуть не захлебнулся в собачьей слюне!»
Я переступил через порог. Деревянный пол дома поприветствовал меня усталым скрипом. При каждом шаге тональность стонов половиц менялась. Мне чудилось, что я шагал по клавишам напольного пианино. Собаки вошли вслед за мной. Их лапы тоже извлекали из деревяшек-клавиш громкие ноты. Наш маленький оркестр неторопливо пересёк сени – ступил в длинный, освещённый лишь светом из окон коридор.
Здесь я уловил в воздухе запахи подгоревшего масла и жаренного лука – наверняка один из видневшихся впереди дверных проёмов скрывал за собой проход в кухню. Клифы за моей спиной шумно вдыхали воздух, недовольно фыркали: похоже, что они предпочитали блюда без лука и масла. Я представил, чем именно их кормили. Такое здоровенные зверюги наверняка за раз съедали по целой бараньей туше – обязательно сырой.
— Эй, кто-нибууудь! – вполголоса позвал я.
Один из сопровождавших меня клифов поддержал мой зов несмелым лаем. Я обернулся на его голос – пёс тут же замолчал. Он виновато прижал уши. Взглянул на своих спутниц в поисках поддержки. Удостоился лишь осуждающих взглядов. А чего ещё он ждал от женщин? Наши с барбосом общие усилия принесли плоды: в стороне от нас послышалось не очень мелодичное поскрипывание. Источник скрипов приближался.
Волна звуков выплеснулась в коридор, влилась в нашу мелодию. Вместе с ней к нам вышла невысокая упитанная пожилая женщина, похожая на большой ржаной каравай. Принесла ароматы жареного мяса и пряностей. Поправила на голове стандартную поварскую шапочку, вытерла пухлые руки о фартук. Окинула меня строгим взглядом, посмотрела на волкодавов – покачала головой. Нахмурила брови.
— Собак низя пускать в дом, — сказала она. – Хозяйка будет ругаться.
— Я их не впускал. Они сами вошли. И меня сюда привели: под конвоем. Наверное, решили, что я их обед.
Женщина не оценила мой юмор – улыбку мне из неё выжать не удалось. Она снова осмотрела меня с ног до головы, всё ещё продолжая хмуриться. Ничем не выдала интереса к моему обнажённому торсу. А вот взглянув на смятую рубаху, не удержалась – качнула головой: осуждающе. Плотно сжала губы, когда я стряхнул на пол прилипший к штанам зелёный лист. Заметила женщина и мой перстень с эмблемой поварской гильдии.
— Хозяйка ждёт вас, мастер Карп? – спросила она. – Почему вы один? Кто вас впустил?
«А моя слава несётся впереди меня», — мысленно отметил я.
«Ты думал, парень, етить тебя, в Персиле много молодых кулинаров? – спросил мастер Потус. – Да и каждая собака в городе, небось, уже знает о твоих тёрках с Мамашей Норой. И делают ставки, когда ты приползёшь к ней молить о прощении. А в этом доме прислуга о тебе так уж точно часто вспоминает. Редко кто-либо осмеливался идти против воли их хозяйки. Может слуги даже бегали на тебя взглянуть – издали».
— Я стучал, — сказал я. – Но ко мне никто не выглянул. Кроме этих трёх замечательных собачек. Поэтому я вошёл сам. Входная дверь была открыта.
Развёл руками, намекая на то, что не нашёл иного варианта, кроме как вломиться без спроса.
Добавил:
— С госпожой Белецкой я о встрече не договаривался.
Пожал плечами.
— Но уверен, что она будет рада меня видеть. Или я не вовремя пришёл? Вашей хозяйки нет дома?
Женщина хмыкнула – её грудь и бока вздрогнули. Скривила губы, отчего на лице появились складки морщин. Привычным движением спрятала выскользнувшую из-под шапочки прядь волос. Мне почудилось, что в её взгляде промелькнуло разочарование и сочувствие – не слишком искреннее, с оттенком презрения. Так обычно смотрят на побирушек.
— Хозяйка спит ещё, — сказала она. – С чего бы ей так рано вставать?
Я улыбнулся – похвастался ровными белыми зубами.
— Чтобы встретиться со мной!
Женщина посмотрела в конец коридора, точно надеялась там кого-то увидеть. Я проследил за направлением её взгляда. Ничего интересного не заметил. И не различил в коридоре почти никакого движения – лишь слегка покачивалась на окне шторка. Женщина пожевала губы, на пару мгновений погрузившись в раздумья. Елозила при этом ладонями по фартуку на животе. Наконец, решилась.