— Слышал, что случилось с твоей пекарней, — сказал Крюк. – Да. Ты поэтому ко мне пришёл?
При плохом освещении лысая голова бандитского атамана вновь показалась мне разительно похожей на изображение колобка, которое в прошлом не раз встречал в детских книжках. Те же мясистые губы и румяные щёки. Скрытый складками кожи подбородок. Кулаки Рела Музила тоже походили на колобки – поменьше (но каждый – с мою голову); на руках бандитского атамана блестели массивные золотые перстни.
Я снял с пояса кошель, приподнял его – показал Крюку.
— Я пришёл, чтобы расплатиться с вами, господин Музил.
— Что это?
— Десятая часть прибыли моей пекарни за последние дни.
Атаман протянул руку. Я отметил, что та похожа на лопату, при помощи которой пекари отправляли заготовки для караваев в печь. Привстал, вложил в ладонь Крюка кошелёк. В окружении толстых растопыренных пальцев мешочек с деньгами выглядел крохотным. Рел Музил не развязал его, а лишь поднёс к лицу, встряхнул – прислушался к звону монет.
— Серебро? – сказал он.
Взвесил кошелёк в руке.
— Неплохо, — сообщил Крюк.
Бросил мешочек с монетами на стол.
— Твоя пекарня приносила хороший доход, кулинар. Да. И мне тоже. Хлеб ты выпекал вкусный. Сегодня за завтраком мне его уже не хватало. Ел выпечку другого мастера – с твоей не сравнится. Да.
Бандитский атаман откинулся на спинку кресла. Рядом с его массивным телом стол не казался таким уж большим, хотя по линейным размерам вполне годился для игры в бильярд. Два крохотных огонька-светильника отражались в тёмных глазах Рела Музила. Тот смотрел на меня сверху вниз, жевал губы – будто что-то обдумывал. Крюк постучал пальцем по столешнице.
— Какие у тебя планы на будущее, пекарь? – спросил он. – Когда планируешь возобновить работу? Может, помощь какая нужна? Ты скажи – велю тебе подсобить. И кстати, есть догадки, кто мог поджечь твой дом?
Я пожал плечами.
— Кто поджёг – не секрет. Конкуренты. Сыновья мастера Фетрика.
Вынул из кармана скрученный в трубочку лист бумаги – старался не делать при этом резких движений. Продемонстрировал трубочку хозяину дома. Дёрнул за кончик толстой льняной нити – распутал завязки. Аккуратно развернул лист. В свете лампы блеснули чернила надписей и печатей. Выровнял бумагу, чуть согнул её – помешал вернуться в свёрнутое состояние.
— В Персиле я не останусь, господин Музил. Тесно мне здесь. Не вижу перспектив. Уеду в столицу. Как можно скорее. Поэтому я прошу вас не затягивать с оплатой.
— С какой оплатой? – спросил Крюк.
— Вот.
Я снова привстал, положил на стол перед бандитским атаманом так и норовивший вновь свернуться плотный лист бумаги – при плохом освещении тот казался не белым, а бежевым. Крюк прижал его ладонью (я в очередной раз подивился размеру его руки). Но смотрел по-прежнему на меня, будто пытался угадать содержимое документа по выражению моего лица.
— Что это? – спросил Рел Музил.
Он продвинул бумагу к себе, взглянул на выведенные красивым каллиграфическим почерком буквы. Я ожидал, что бандитский атаман подобно Лошке станет шевелить губами, вчитываясь в текст. Но Крюк лишь скользнул по строкам равнодушным взглядом, точно те были составлены на незнакомом ему языке. Внимательно рассмотрел лишь печать стряпчего.
— Это купчая на пекарню, господин Музил, — сказал я. – Там указана стоимость моего разрушенного дома в Лисьем переулке.
— Хочешь, чтобы я помог вытрясти деньги из твоих обидчиков? – спросил Крюк.
— Нет, — сказал я. – Хочу, чтобы вы возместили мне ущерб от пожара, господин Музил. Выплатили мне ту сумму, что указана в купчей.
Брови бандитского атамана вспорхнули на лоб. Я почувствовал, что Крюк не притворялся – мне действительно удалось его удивить. Маска удивления сделала лицо Рела Музила похожим на личико младенца. Фото таких детишек, смотревших на мир широко открытыми глазами, в моей прошлой жизни любили размещать на обложках книг-пособий по уходу за детьми.
— Я? – спросил Крюк.
— Именно вы, господин Музил.
Я посмотрел в глаза атамана.
Увидел в них иронию. И неверие в то, что я говорил серьёзно.
— Я платил вам, господин Музил, за охрану моего предприятия. Платил, признайте, исправно. Я считал наш договор справедливым. Ведь каждый должен заниматься своим делом. Работа пекаря выпекать хлеб. Люди охотно покупали мою продукцию. Ваша работа – следить за тем, чтобы лихие люди не мешали мне работать. Ведь так? Но вы не исполнили свою часть обязательств. Мою пекарню сожгли.