Через пять лет, — промолвил Ян, — от надельготской мельницы останутся одни камни, молодой дубок прорастет в мукомольне, и все строение обратится в лесной пригорок. Поднимется на том месте холмик, и все зарастет лесом.
Йозефина шла молча. По обе стороны дороги сгущалась ночь, они двигались между двух рядов деревьев, как насекомые между стеблей травы, и гнев Яна взблескивал огоньками светлячков.
Наконец добрались. На базарной площади у окраины города был постоялый двор, ветхий, заплеванный ночующими здесь торговцами. Фонарь в зеленом кольце ронял тусклый свет, стекавший по стене. Надпись стерлась, дверь была заперта. Но путники подошли к этому постоялому двору, и Ян постучал. Ждали долго, пока тишина не возвратилась на свое место.
Сейчас поди не больше восьми часов, — сказал Ян.
Уже поздно, — ответила Йозефина; и тут их объял страх, и они принялись изо всех сил колотить в дверь. Наконец в доме что-то шевельнулось.
Эй, хозяин!
Ну, чего вам? — отозвался голос за дверью.
Пустите переночевать.
Хозяин появился на пороге, подняв над головою потайной фонарь.
— А, это ты, Маргоул! — сказал он.
Ян отпряг собак и втащил тележку в сени.
— В этой гостинице мы будем спать, как дома, — сказал он, входя в распивочную.
Йозефина стала разбирать постели.
Перины у вас свои, так что вам нужны только тюфяки, вот они; и думаю, не много будет, коли я спрошу за ночлег шестьдесят крейцеров. Куда денем собак, Маргоул?
На дворе холодно, — ответил Ян. — Может, разрешите оставить их в комнате?
Что ж, вы здесь одни, пускай остаются, — решил хозяин.
Йозефина приготовила жалкие постели, и все уснули. Утром Ян, не зная, с чего начать, пошел к Рудде.
— Мы вернулись, — сказал он, — остановились пока «У госпиталя». Первую ночь спали хорошо, но все-таки нельзя нам долго там оставаться.
Зашевелился нос у продавца содовой, за ним и вся голова. Рудда сказал:
О чем ты думал, Ян, покидая Надельготы? Я очень хотел, чтоб ты вернулся, Ян, но не таким образом. — Помолчав, он спросил: — Сколько у тебя денег?
Три гульдена.
Так вот: береги эти деньги, не трать их зря, держи крепко!
С этими словами продавец содовой вышел из своей норы.
«Итак, вернулся Ян с тремя гульденами и с пятилетним голодом. Ни работы, ни чулана для ночлега, а я слишком беден, чтоб помочь ему. Мы бедны», — думал Рудда, и гнев его не мог перешагнуть этого слова.
Рудда прошел по городу, спрашивая насчет свободных квартир, и только уже в полдень, на улице под названием Лужа, нашел жилье, показавшееся ему подходящим. Он засунул руку глубоко в карман просторных брюк и, уплатив за три месяца вперед, снял эту комнату для Маргоула. Две десятки, скопленные за много лет, все богатство, хранимое про черный день, на случай болезни или голодухи, — поминай как звали. Конечно, Рудда расстался с ними не без сожаления.
Ты неисправим, — сказал он Яну, — и, ей-богу, невыгодно быть таким упрямым дураком. Ну, скажи мне, что ты будешь делать, если мы в течение недели не найдем работы?
Найдем, — возразил Ян. — Найдем, и я отдам тебе долг.
Но при Йозефине Рудда был сдержаннее.
— Выбирайтесь из гостиницы, — сказал он ей, — да не мешкайте: вас ждет квартирка в сто раз уютнее надельготской развалюхи.
Йозефина связала узлы, их взвалили на тележку. Готово. Боско поднатужилась, тележка скрипнула. Не было больше дальней дороги под деревьями — был спотыкливый подъем на бугор посреди города, потом — спуск с него в улочку под названием Лужа, в дом с четырьмя окнами.
— Вот вы и дома, — сказал продавец содовой, и Маргоулы вошли.
Призма пустоты отозвалась болезненным вздохом.
— Мы дома, — повторил Ян. — Вот здесь поставим стол, здесь — кровать и шкаф; эта квартира лучше всех прежних.
Она далеко не такая, чтоб тебе быть довольным, — возразил Рудда. — Ты жил в собственном доме и, наверно, хочешь вернуться.
А мы еще вернемся, — бросил Ян, не понимая, что говорит.
Йозефина, развязывая узлы, сказала Рудде:
Когда мы уезжали в Надельготы, вы дали нам собаку — не возьмете ли ее обратно? А то не знаю, что нам делать с двумя.
Возьму, — ответил Рудда.
Но Ян, в ужасе от того, что придется расстаться с Боско, воскликнул:
— Господи, неужели мы уж такие нищие, чтоб отдавать собак! В городе довольно заработков, на всех хватит!
Обе собаки остались.
В четыре часа Маргоулы зажгли лампу и накрыли к ужину стол, взятый напрокат; надежда мало-помалу слабела.
На другой день Ян зашел за Руддой, чтобы тот помог ему отыскать работу где-нибудь в пекарне. Это намерение уже само по себе было безрассудным, но еще безрассудней то, что оба зашли только в корчму Котерака да к пекарю Панеку.