— Да с каким там чёртом! — отмахивался Курихин. — Сила в ём такая: много знает. Он, если што, зацепит кулаком, считай — мертвяк.
Скажи, Ероха?
Урядник Ерофей Стрижеусов согласно кивал головой:
— Учился, стало быть. Китайцы — народ мудрый.
— Шибаи, — сказал матрос в штанах из белой парусины и заговорил о наболевшем. — Ахвицерам, чо? Особливо в порту? Всех и делов-то: в ресторации кутнуть, а нашему брату тяжельше: на нём трудов на семь потов, да опосля стоко же. — Он помял лицо рукой, словно с похмелья, и злобно ругнулся. — Язви ево в душу, энтое море!
Тент, натянутый на баке, спасал от палящего солнца. Надраенная корабельная медь слепила глаза.
— Одначе, станишные, чую, не скоро мы взад возвернёмся, — вздохнул хорунжий, расстёгивая на груди чекмень. — Ежели чиво, то чиво, а ежели, конешно, што и говорить. — Короб со своими поделками он оставил у Попова, в монастырской гостинице, но всё равно тревожился за его сохранность.
Со стороны камбуза несло кислой капустой и подгорающим маслом.
— Во сне девки весельше, — ухмыльнулся Курихин, принявшийся разглядывать предложенные ему конопатым вестовым матросом бесстыдные открытки с изображением обнажённых японок в откровенно-непристойных позах. У многих в волосах были розы, а на шеях — банты. Одни из них сосали собственный палец, другие умильно строили глазки, а третьи... Впрочем, рассматривать было некогда, надо было двигаться вперёд, сходить на берег — клипер «Джигит» вошёл в устье реки Янцзы и бросил якорь рядом с фрегатом «Светлана», пришедшим из Средиземного моря. По левому и правому бортам раскинулся город Шанхай. Причалы, набережная, разновеликие складские помещения. Всё, как во всех портовых городах. Таверны, лавчонки, постоялые дворы, причём один из них расположен напротив тюрьмы, из которой по ночам раздавались душераздирающие крики.
Командир фрегата капитан 1-го ранга Чихачёв весело сообщил, что шёл из Вилла-Франки без остановки, ведя на буксире больше тысячи миль корвет «Посадник» и клипер «Наездник», чьи машины вышли из строя и требовали капитального ремонта.
Познакомившись с радушным и деловитым Чихачёвым, оказавшимся к тому же его тёзкой, старшим на два года, Игнатьев тотчас перебрался на фрегат, велел поднять посольский флаг и отправился к американскому консулу Гарду, недавно принявшего на себя обязанности представителя России. Высокий, худощавый, очень симпатичный человек с живыми карими глазами, он сразу предложил остановиться в его доме:
— Места хватит всем.
Его предложение было принято Игнатьевым с радостью: в этом же доме остановился и министр-резидент Соединённых Штатов Америки Уард. Знакомство с ним могло способствовать сближению Игнатьева с послами других государств и в первую очередь Англии и Франции. Россия и Америка заняли позицию строгого нейтралитета в предстоящей войне англо-французского десанта с китайцами, и это уравнивало Игнатьева с Уардом. Уравнивало, но Игнатьев никогда не забывал о том, что метаморфозы «Золотого осла» Апулея не идут ни в какое сравнение с теми, какие претерпевают политики и дипломаты, а что касается их нравственности, то герои «Декамерона» выглядят на их фоне прямо-таки святошами.
Дворец, в котором расположилось русское посольство, пользуясь гостеприимством консула Гарда, представлял собой красивое, лёгкое по формам сооружение, радующее глаз лазурной черепицей своей кровли на фоне гор, поросших лесом. Возле дворца — по обе стороны, был устроен небольшой уютный парк, в центре которого находился широко раскрытый партер с газонами и цветниками.
Вдоль набережной, на которую смотрел фасад дворца, красовались веерные пальмы и крупноцветные магнолии. День был жарким, по-южному солнечным. Над морем голубела высь. Поодаль от дворца, в котором проживали американцы, тянулся ряд фешенебельных дач.
— Вот не думал, что доберусь аж до самого Шанхая! — обустраиваясь на новом месте, цокал языком хорунжий и поглядывал из-под руки в сторону набережной, над которой висел разноязыкий гомон женских голосов и крики чаек. — Скажу кому в станице, не поверят.
Вульф осторожно нёс перед собой большую стеклянную банку с лупоглазыми рыбками красно-морковного цвета.
Прапорщик Шимкович вертел головой: искал точку съёмки местности — Шанхая и его гавани.
Капитан Баллюзен разместился в изящной дворцовой пристройке, специально выделенной для гостей. Вместе с ним поселился хорунжий и несколько конвойных казаков.
Антип Курихин рассовал по углам казачий скарб, опустился на ступеньку и стал сворачивать цигарку.
— Не жизня у нас — санатория…