Дрожащий свет осветил стол и кроваво-грязную лужу, в которой совсем недавно лежал Тибальд. Вокруг валялись иглы − грубые, огромные, местами даже кривые, явно тупые и не раз использованные, но они были совсем не страшными рядом с черными опаленными огнем стеклянными шприцами, похожими на огромные гильзы.
Приподнимаясь, Тибальд стал осматриваться дальше и забывал даже о шприцах. Прямо напротив стола, у противоположной стены стоял крест с ремнями − деревянный, покрытый черными кровавыми пятнами.
− Твою мать, − простонал он, видя ряды непонятных щипцов, плетей, зажимов и других инструментов пыток. Как тут издевались над живыми людьми, Тибальд даже представить не мог, но его это не пугало. Распахнутые от ужаса глаза быстро сузились. Губы Тибальда перекосила безумная улыбка и, вставая на ноги, он разводил руки и хохотал, понимая, что теперь он станет повелителем всего этого богатства. Он будет пытать здесь тех, кого выберет, надо только разгадать маленькую загадку кактуса.
− Настанет день, и я увижу Шефа на этом кресте, − пообещал себе Тибальд, и это придало ему сил настолько, что он стал по-настоящему хозяйничать в своих владениях.
Включенная им лампа болталась на проводах и каком-то кривом штыре, видимо вбитом в стену вместо нормального крепления, потому она и мерцала, трещала и грозилась рухнуть, но ее света было достаточно, чтобы найти еще два рубильника, включить весь свет и утопить в нем всю лабораторию Докера.
− Да! – с хохотом заявил Тибальд, едва не прыгая от восторга.
Хотя, если бы у него спросили, чему он радуется, он никогда не смог бы ответить. Скалился бы и нелепо хихикал, как в тот миг, когда, найдя какую-то кровавую тряпку, смастерил петлю для раненой руки и пошел к пробиркам и записям, разбросанным отдельными листами. Между ним и настоящим счастьем были всего лишь пляшущие каракули безумного химика, и только пульсирующая боль в раненом плече напоминала Тибальду, что он еще человек.
Она же начала сводить с ума через пару часов варева то в одной пробирке, то в другой с добавлением перетертых колючек, о которых ни слова не было в записях Докера. Тибальд вообще от них отмахнулся, поймав кураж творца.
«Что надо для кайфа, лучше всего знает настоящий нарик!» − почему-то вспомнил он слова одного из своих старых знакомых из гламурной тусовки и не обиделся на нее, как прежде, а восторженно расхохотался.
К середине ночи он уже не замечал, что наливает себе воду из большого ведра не в жестяную банку, которую ему оставили, а в пробирку с остатками кактусового сока и выпивает, млея от жара, растекающегося в животе.
Он был бы счастлив, если бы боль в плече не мешала наслаждаться чудесами.
− Тварь… Ты − тварь, Оливер Финрер, и ты за все ответишь, − заявил Тибальд, нервно пиная стул и хватаясь за рану.
− Что ты сказал? – спросил у него внезапно хриплый голос.
Тибальд даже осмотрелся, не сразу понимая, откуда этот голос. В одной из стен он видел решетку, видел там дверь с затвором, но был уверен, что за ней никого нет, а теперь за один из прутьев схватилась рука − бледная, костлявая, словно у трупа.
Со сбитыми в кровь костяшками.
С багровыми синяками на запястье.
Тибальд долго смотрел на эту руку и ничего не понимал. С ним говорила рука? Откуда она взялась?
До решетки дотянулась вторая рука, и только тогда Тибальд понял, что там есть человек. Он шагнул вперед, наблюдая за тем, как худое тело подползло к решетке и попыталось подтянуться, чтобы подняться.
− Повтори имя, которое ты сказал, − требовал живой труп в рваной рубашке с золотой нашивкой над карманом.
− Ты че, эксперт космического патруля? – спросил Тибальд и заржал. – Вот это поворот…
− Имя, сука! – внезапно рявкнул на него этот труп и все же поднялся.
Отсутствие штанов его явно не волновало. Слипшиеся грязные волосы тоже. Скалясь, он посмотрел на Тибальда так, что тот икнул и шлепнулся на задницу, будто не разделяли его и пленника решетки.
− Кто за все ответит? – спросил пленник, слишком похожий на скелет, обтянутый кожей.
− Оливер Финрер, − ответил Тибальд и пополз обратно к столу.
Отползая, он не заметил педаль и крест, стоявший у стены, что внезапно рухнул, едва не проломив ему голову.
− Твою мать, − простонал пленник и тоже рассмеялся сдавленно, хрипло, потом закашлялся и рухнул на колени, а Тибальд, хоть и смог вскочить, отступить в противоположный угол, а ему все равно казалось, что на него смотрят из-за решетки.
− Что ж, теперь у меня есть причина выжить, − прошептал пленник, все силы которого ушли на пару слов очередному мучителю.
После Докера этот был уже пятый, и ни один еще ничего не понял. Четверо до него кончили на кресте. Зато про них – пленников − все забыли.