Не помогли ни восторги толпы, ни очевидный триумф единственного на казенной сцене спектакля, ни благосклонное одобрение организаторов благотворительных зрелищ. Дирекция свою точку зрения не изменила.
Теперь, когда прошло несколько лет, положение несколько прояснилось.
Известность Стрепетовой достигла таких пределов, когда отсутствие для нее постоянного места казалось не только двусмысленным, но и скандальным. Лучшие критики, драматурги, писатели буквально кричали в газетах о том, что «лучшая русская актриса не может попасть на императорскую сцену». О том, что к артистке, «которую можно назвать гениальной», относятся варварски, писали и говорили вслух. Даже в старом репертуаре, который давно перестал быть сенсацией, успех Стрепетовой не уменьшается. Петербургские газеты сообщают, что после «годичного антракта… зал Кононова, обычно пустой, был буквально переполнен».
Нет, интерес петербуржцев к искусству актрисы явно еще не остыл. В Александринском театре давно уж пустует амплуа артистки на первые роли в драме. Предусмотрительная дирекция считает, что политическая острота творчества Стрепетовой от долгого повторения одних и тех же ролей чуть-чуть притупилась. Уступка общественному мнению теперь, пожалуй, была бы не так уж опасна.
Самой Стрепетовой выбирать не из чего. Бегство из Москвы отрезает дорогу обратно. Петербург ей необходим. Она готова забыть о перенесенных обидах. Новый директор Александринского театра И. А. Всеволожский предлагает дебют. Она соглашается без каких бы то ни было оговорок.
О дебюте, насчитывающем пятилетнюю давность, никто и не вспоминает. Актриса проходит по всем формальным ступенькам, установленным для вступления в труппу. Между ней и никому не известными начинающими не делают никакой разницы. Вслед за «Горькой судьбиной» она дебютирует и в «Грозе». После этих спектаклей ее зачисляют в труппу.
Нарушив и тут положенную форму, она пишет заявление «Его превосходительству господину директору Санкт-Петербургских театров Ивану Александровичу Всеволожскому:
Вследствие предложения, сделанного мне режиссером драматической труппы г-ном Федоровым от имени Вашего превосходительства о поступлении на сцену императорского театра, я, принося мою искреннюю благодарность, считаю своим долгом высказать откровенно, что состояние моего здоровья не позволяет мне часто играть. Если это обстоятельство не будет служить помехой для принятия меня на императорскую сцену, то я буду рада посвятить ей все мои силы».
Напрасная откровенность! Когда-нибудь позже она повредит актрисе. Неблагополучное состояние здоровья возьмут на вооружение ее враги и будут ссылаться на собственное признание Стрепетовой. Но сейчас вопрос решен, и прямолинейная честность вызывает только ироническую усмешку.
24 декабря 1881 года подписан первый контракт. С него начинается «дело о службе артистки Пелагеи Антиповны Стрепетовой (по мужу Писаревой), в дирекции Санкт-Петербургских драматических театров».
Борьба началась еще до прихода в театр.
Задолго до того, как был подписан контракт, в петербургских газетах стали мелькать двусмысленные намеки. Отметив очередные гастроли Стрепетовой и даже несомненный и очевидный их успех, «Петербургский листок» пробует первый, пока осторожный бросок:
«Теперь здесь г-жа Стрепетова, она же была и прежде, она же добивалась и службы на казенной сцене. Увы… г-жа Стрепетова может сильно помешать г-же Савиной, и она на сцену не поступает…»
Как раз за неделю до объявленного дебюта «Всемирная иллюстрация» кидается в решительную атаку:
«Поговаривают об ангажементе на каких-то баснословных условиях провинциальной актрисы г-жи Стрепетовой, но при крайней ограниченности репертуара этой, бесспорно весьма талантливой, актрисы (надо же проявить объективность! — Р. Б.), внешность которой не допускает сколько-нибудь представительных ролей, такой ангажемент, по нашему мнению, едва ли может быть одобрен».
Итак, с объективностью пора покончить. Чего там стесняться с какой-то «провинциальной актрисой», ангажемент которой вообще не желателен, а кому-то может и помешать. Тем более что актриса эта по своим внешним данным не годится для ролей «представительных», видимо, особо ценимых автором.
Но, оказывается, сомнительны и остальные роли актрисы. И даже самое ее пребывание на сцене. И безымянный автор в одном абзаце бойко разделывается со своей жертвой по всем статьям.
«В игре г-жи Стрепетовой сказывается полный недостаток „школы“, и потому успех ее основан, главным образом, на удачных минутах, каких в иные вечера не бывает вовсе. К тому же артистка эта далеко не молода и, к сожалению, очень болезненна, так что играть может только изредка».
В тридцать один год Стрепетову зачисляют в «немолодые». Пренебрежительный эпитет «провинциальная» относят к актрисе, которую почти восемь лет оспаривают друг у друга Москва и Петербург. «Удачными минутами, каких может не быть и вовсе», объясняют потрясение в зале.
Бесцеремонное искажение фактов, оценок, соотношений нисколько не смущает таинственного анонима. Ему важно посеять смуту, испортить настроение героине своей статьи. И в этом его расчет безошибочен.
Если нельзя предотвратить появление Стрепетовой на Александрийской сцене, то надо хотя бы отравить праздник, подбавить дегтя, опоганить. А там, глядишь, и остальные единомышленники осмелеют, поднимут голову, ринутся в бой и потеснят противника.
Предварительная «разведка боем» переходит в сражение сразу же после первых спектаклей.
Успех дебюта превзошел самые радужные ожидания. Незаконное повышение цен до уровня бенефисных публику не смутило. Газеты уже наутро сообщили, что появление Стрепетовой вызвало «гром рукоплесканий, крики, махание платками, удовлетворенное, радостное, выступающее за край чувство массы зрителей, настоящую шумную, торжествующую овацию».
Сцену заставили букетами и корзинами цветов. На одном из венков четко выделялась надпись: «Добро пожаловать, давно желанная». Усомниться в успехе не мог даже яростный враг.
Один из них, едва ли не самый усердный, выступающий под псевдонимом «Театрального нигилиста», пока пытается сохранить беспристрастие. Он пишет:
«Вчера, 11 декабря, г-жа Стрепетова выступила в роли Лизаветы, лучшей в ее репертуаре. Прием артистке был оказан самый радушный. Много вызовов…»
Чтобы все поняли, как справедлив рецензент, он не жалеет труда на подсчет этих многочисленных вызовов и оповещает, что после третьего акта их было десять и «бесконечные в конце». Рецензент так же честно фиксирует, что сбор был полный.
И только одно, мимоходом — но с каким ядом! — оброненное замечание выдает скрытую до времени позицию критика. Между похвалами он с удивлением констатирует овации публики, «хотя г-жа Стрепетова на этот раз вела четвертое действие значительно слабее, чем 8–10 лет тому назад, когда она была на столько же лет моложе».
Аноним из «Всемирной иллюстрации» был прав, возлагая надежды на будущих его последователей. Театральному нигилисту тем легче высказать свое отношение, что он сам редактирует газету, предоставляющую место его рецензиям. Театральный нигилист и редактор бульварного «Петербургского листка» А. Соколов — одно и то же лицо. Ни спорить с ним, ни укрощать его развязный, издевательский тон некому.
В только что начинавшейся травле актрисы и «Петербургскому листку» и его редактору лично будет отведена ведущая роль.
Уже на следующий день, не сделав из вежливости хотя бы малого перерыва, Соколов считает необходимым уточнить вчерашние оценки. То ли он не угодил кому-то, с кем очень считается, то ли решает, что недобрал. Так или иначе, но он выступает опять по тому же поводу.