Все же мне нравилось, когда Иоанн Златоуст объяснял, что в браке жена должна иметь равные права с мужем. Мне казалось большой несправедливостью, что муж, которому наскучила жена, может просто отослать ее к отцу или опекуну, без объяснения причин, а жена без согласия мужа — не может получить развод. А этот ужасный обычай — выбрасывать на улицу новорожденных, если муж считает, что в семье уже довольно детей? Сколько женщин сходило с ума от страха и горя перед родами, боясь, что родится девочка и муж обречет ее на смерть? А христианские священники устраивали приюты и подбирали таких выброшенных детей.
Но когда Иоанн Златоуст призывал проклятья на головы тех молодоженов, которые после церкви устраивали по старинке брачный пир, с танцами, шествиями, фейерверками, шуточными песнями, мне становилось скучно его слушать. И неужели это такой уж грех — ходить в праздник весны от дома к дому с ласточкой в руках и выпрашивать песнями для нее хлеба, сыра и вина? Неужели Господа могли оскорблять такие невинные развлечения? Если так, почему же Он терпел и дозволял их раньше веками? Что это за мелочный и обидчивый Бог, который мог послать в огонь вечный за несколько непристойных куплетов?
Нет, Бог, в которого верила я, был выше таких пустяков.
Что же касается ересей, я долго не могла понять смысла этого слова. Для меня оно сохраняло первоначальное, греческое значение: выбор. Только позднее его стали употреблять как «неправильный выбор». Неужели иметь возможность выбирать свой путь в вопросах веры и было самым страшным грехом?
(Галла Пласидия умолкает на время)
Моя возлюбленная Афенаис, как я боялся за исход твоего дела на Страшном Суде! Ибо если греческий смысл слова «ересь» будет забыт к тому времени, отблеск адского пламени — я вижу отсюда — начинает плясать на твоем прекрасном лице.
Да, это так — моя возлюбленная не только хотела сама выбирать ответы на трудные вопросы, но и готова была защищать их, как курица защищает своих цыплят. Библиотека в доме ее отца, профессора Леонтиуса, считалась одной из лучших в Афинах. Геродот, Фукидид, Платон, Аристотель были ее любимейшими авторами. Но в отличие от нас, студентов, она не смотрела на них как на богов. Не боялась возражать им, шутить по поводу их писаний, даже издеваться. Порой я покрывался мурашками страха, слушая ее кощунства. Особенно, помню, доставалось от нее Платону за его книгу «Государство». Афенаис могла вдруг выйти из библиотеки со свитком в руках, восклицая: «Нет, ты только послушай, что он пишет о том, как надо воспитывать правителей!» И дальше начать вслух читать возмутивший ее отрывок:
— «Надобно, чтобы среди знатных, женщины были общими всем мужчинам…» Неплохо, да? Тебе это понравилось бы? Нет? Только не притворяйся, мне просто интересно знать! «…Ни одна не должна жить частно ни с одним; также общими должны быть и дети, чтобы и дитя не знало своего родителя и родитель дитяти… Взяв лучших детей, должны относить их к кормилицам в огороженное место города… Следует употреблять все искусство, чтобы ни одна из матерей не узнала своего дитяти!..» Браво, ученик Сократа, браво, увековеченный в мраморе и бронзе! «А если родится плохонький, его без всякого снисхождения относить к земледельцам или мастеровым…»
Она брала с полки бюстик Платона и начинала перекидывать его с руки на руку, как перекидывают дыню на базаре.
— Ну, что ты скажешь? Да он просто изувер, ваш прославленный Платон. Для него что женщина, что овца, что корова — никакой разницы. Знай стриги, дои, устраивай случку, сортируй потомство. О, торжество мудрости и философии! Да я лучше соглашусь жить в кибитках с кочевниками, чем в его идеальном государстве!
Женщины и их права — эту тему лучше было не трогать. Лицо ее сразу делалось усталым, деревянным, притворно покорным. «Ну, что еще вы решили нам запретить? — говорил весь ее вид. — Нам нельзя появляться в театре, на ипподроме, нельзя навещать друг друга, нельзя пройтись без провожатой по улице, нельзя выйти к гостям в собственном доме, принять участие в разговоре. Что еще?» Потом гнев ее вспыхивал с новой силой, речь наливалась ядом.
— И ведь не скажешь, что вы не умеете ценить очарование женской беседы. Вы платите большие деньги гетерам, чтобы они развлекали вас своим остроумием. Если когда-нибудь выйду замуж, буду требовать с собственного мужа по динару за каждое слово. Может, тогда он станет ценить разговоры со мной. И даже позволит беседовать на умные темы с гостями. А так — ведь запрет в гинекее прясть шерсть и нянчиться с детьми. Попробуй тут не наскучить собственному мужу, когда тебе разрешено заниматься только хозяйством…