Владимир Васильев
Пелена
Бойт ждал пятницы с отчаянием – ночь на субботу была первой ночью полнолуния. Значит, опять начнется… Боль во всем теле, приблизительно с полуночи. И слухи, слухи, ползущие по городку: «Вы слыхали? У Фарлингов сын пропал. И сарай сломан, а забор и вовсе в щепы…» «А следы, следы? Кто может оставлять такие следы на земле?» «Кто?» Потом, конечно, найдутся обезображенные останки молодого Фарлинга, жители торопливо попрячутся по домам, запирая двери и ставни, потому что покрасневшее солнце нырнет за горизонт и сразу же навалятся липкие июньские сумерки, а за ними – вторая ночь полнолуния.
Бойт удрученно вздохнул. Все началось недавно – это полнолуние всего третье. И все же… Уже четырежды находили истерзанные останки жителей Армидейла, неосторожно покинувших свои дома ночью. Несколько раз к утру оказывались полуразрушенными деревянные строения.
Городок погрузился в оцепенение. Обитатели отсиживались за мощными стенами старых каменных домов, понимая, что оборотень – кто-то из местных. Армидейл – такая глушь, что за ночь добраться от ближайшего селения можно разве что на самолете, а самолеты сохранились только в столице и, говорят, давно уже не летают. Горы и лес окружили городок с трех сторон, единственная дорога убегала на юг, где далеко-далеко, в неделе пути, лежит такой же замшелый городишко Гриборг.
Бойт торопливо шагал по улице, обдумывая то, что пришло в голову сегодня утром. Соседи безмолвно кивали ему – Бойт здоровался и сразу же опускал взгляд. Он боялся, как и все в Армидейле.
Правда, никто не мог узнать, что боится он совсем не того, что остальные. Самое парадоксальное – больше всех боялся именно Бойт. Остальные боялись только оборотня. Бойт боялся всего – себя, сограждан. Боялся, что его разоблачат. Боялся неминуемой и неотвратимой расправы. Как ужасно терзаться страхом, которому виновник – ты сам! И ведь поделать ничего нельзя.
Бойт от бессилия зажмурился и до боли сжал кулаки.
Дом у него был старый и крепкий. Будь оборотнем кто другой, Бойт чувствовал бы себя вполне в безопасности за его массивными стенами.
Дверь глухо хлопнула, закрываясь. Бойт замер на пороге комнаты. Итак… Получится ли?
Лан неслышно подошел к сестре и положил руки ей на плечи. Васта испуганно вскрикнула, отшатнулась прочь. В глазах ее сверкнул ужас. Лан смутился.
– Прости… Я не хотел тебя испугать…
Сестра всхлипнула, опускаясь на табурет.
– Господи… Сколько это будет продолжаться?
– Прости, Васта. Мне кажется, я кое-что придумал.
Васта горько усмехнулась:
– Что ты мог придумать? Кто может справиться с этой тварью?
Лан не успел ответить – в наружную дверь постучали. Почти одновременно часы пробили десять вечера.
– Не открывай! – прошептала Васта, судорожно вцепившись брату в локоть. – Это ОН!
«Рано еще, до полуночи далеко…» – подумал Лан и вышел в сени. Васта не отпускала его руки.
– Не открывай!!!
В дверь опять постучали. Удары гулко отдавались во всем доме.
Лан взял свободной рукой разрядник, всегда висевший на крайнем крючке вешалки, и громко спросил:
– Кто там?
Снаружи донеслось:
– Лан! Открой! Это мы – Ари и Веселый. Открой, пожалуйста!
Васта вздрогнула и крепко сжала брату ладонь: Ари был ее женихом.
– Что вы, черт возьми, делаете во дворе в такой час?
– Лан, у нас в спальне кто-то окно вышиб. В дом теперь может влезть кто угодно. Открой, пожалуйста! Нам негде укрыться. Эй, слышишь?
Лан колебался.
– Почем мне знать, вы это, или только притворяетесь?
– Лан, прошу тебя, мы уже десять минут торчим на улице беззащитными…
– Ари, – перебила Васта, скажи, как ты меня называешь? Только ты? Как?
Из-за двери сразу же послышалось:
– Шао!
– Это он! – сказала Васта брату. – Никто не может этого знать.
Лан отступил и отодвинул тяжелый засов. В сени поспешно ввалились двое – Ари и его закадычный дружок, имени которого никто не помнил. Звали его просто «Веселый».
В открытую дверь на миг заглянул желтый кругляш полной луны. Лан защелкал замками.
– Черти бы вас побрали! Шляетесь в такое время… – проворчал он, вешая разрядник на место.
Веселый сегодня выглядел не особенно веселым. Ари перестал обниматься с Вастой и повернулся к Лану.
– По-правде говоря, дом у нас в полном порядке, Лан. Просто я придумал, как изловить это отродье, – сказал он.
Лан покачал головой:
– Ты идиот, Ари. Я бы ни за что не вышел на улицу в потемках.
– Надо же что-нибудь делать, – пожал плечами Ари и усадил Васту в кресло. Лан вздохнул, вопросительно качнув головой:
– Ну, выкладывай, что ты там придумал.
Звезды поблекли, темнота расползлась, уступая место рассвету. Бойт дернулся и пришел в себя. Все тело ломило и жгло, словно его долго топтали в кислотной луже.
Он огляделся. Городок виднелся в полумиле слева. Бойт вскочил, превозмогая боль, и побежал туда, торопясь скрыться, пока окончательно не рассвело. Бежал он по знакомому следу – двойной цепочке четких глубоких отпечатков, внушающих подсознательное смутное беспокойство.
Значит, ничего не вышло. Вчерашняя выдумка не остановила его.
На околице Бойт свернул со следа и задами пробрался к своему дому. Дверь болталась на легком ветру, распахнутая настежь. Он вошел в комнату и уставился на груду битого кирпича вперемешку со штукатуркой.
Вчера он снял люстру, привязал к крюку в потолке крепкую капроновую веревку с петлей на конце. Еще одной веревкой обвязал массивную чугунную печь. Около полуночи встал на табурет, одну петлю захлестнул на ногах, другую на запястьях. Завалился набок, взвыв от боли в вывернутых плечах, и повис, растянутый между потолком и печью, абсолютно беспомощный. Это было вчера вечером. Больше он ничего не помнил.