Все эти наблюдения он, однако, держал про себя. И за отцом он посылал вовсе не для того, чтобы говорить с ним о Хуаните.
— Лошадь подо мной не упала, а была свалена, — сказал он. — Через дорогу была протянута проволока.
— Когда я приехал туда, ее уже не было.
— Стало быть, ее уже сняли. Я ее видел сам и даже задел за нее ногой.
Саррион задумался.
— Дай-ка мне записку, которую тебе прислал Занета, — сказал он.
— Она в кармане моего пальто, которое висит за дверью. Напрасно я поспешил с этой поездкой. Теперь я убежден, что не Занета прислал мне эту записку.
— Конечно, это писал не он, — подтвердил и Саррион, рассматривая записку у окна.
От утреннего света на его смелом узком лице явственно выступили все морщинки и гусиные лапки.
— Что же это значит? — спросил он наконец, складывая записку и кладя ее опять на прежнее место, в карман.
Марко с усилием приподнялся: ему уже хотелось спать.
— Я полагаю, что это дело рук Эвазио Мона, — произнес он.
— Никто другой в долине не решился бы сделать такой вещи, — согласился с ним Саррион.
— Если бы это сделал кто-нибудь из долины, то он пронзил бы меня ножом, пока я лежал на дороге. Но это было бы уже убийством.
Он коротко рассмеялся и замолк.
— А руки в бархатных перчатках не должны быть при-причастны к убийству, — заметил Саррион. — Но они еще не отказались от своих планов. Нам нужно следить за собой.
— И за Хуанитой.
— Я считаю ее в числе нас самих, — быстро добавил Саррион, услышав ее голос в коридоре.
Постучав в дверь, она вошла. Около нее извивался Перро.
— Долго же вы говорили о ваших секретах, — заговорила она. — А Марко нужно спать. Я привела с собой Перро, который хочет его видеть.
Перро, вследствие своего низкого происхождения и невоспитанности, готов был уже броситься к постели, где лежал его хозяин, но Хуанита крепко держала его.
— Не забудь, что ты здесь находишься только благодаря Перро. Если б он не вернулся назад и не разбудил бы нас, ты и до сих пор еще лежал бы на дороге.
Саррион заметил, что в своем рассказе о том, что случилось, она тщательно выгораживает себя. Ей как будто не хотелось, чтобы Марко знал, что Перро разбудил именно ее и что она-то и подняла тревогу.
— Какой-нибудь иезуит, идя по дороге, мог наткнуться на тебя, — продолжала она, обращаясь к Марко, — и сбросить тебя в пропасть. Это было нетрудно сделать.
Марко и Саррион переглянулись друг с другом. Хуанита поймала этот взгляд.
— Ты еще не знаешь, Марко, как они ненавидят тебя. Если бы ты был еретиком, то и тогда они не могли бы ненавидеть тебя сильнее. Я это знала, потому что отец Муро нередко говорил об этом на исповеди. Он не раз задавал мне разные вопросы о тебе, спрашивал, кто твой духовник, ходишь ли ты на богомолье. Я отвечала, — стой смирно, Перро! — что ты никогда не ходишь на богомолье и постоянно меняешь своего духовника.
Она не без труда вывела Перро из комнаты и вернулась, запыхавшись.
«О ней решительно некому позаботиться», — думал про себя Марко.
— Но отец Муро, — продолжала Хуанита, — сама простота и потому делал это очень плохо. Говорят, ему приказали делать это иезуиты, и потому он делал все кое-как. Его никто не боялся. Это святой человек и, наверно, попадет прямо в рай. Он не иезуит и боится иезуитов, как и другие…
Она замолчала и стала спускать шторы, чтобы смягчить свет загоравшегося дня.
В ее голосе звучало что-то, похожее на сдерживаемый гнев.
— Кроме Марко, — добавила она через плечо.
— И за это он теперь должен спать, пока не придет доктор из Памплоны, — заключила она.
Потом она вышла из комнаты сказать слугам, которые уже начинали свое дневное дело, чтобы они не шумели. Когда она вернулась в комнату, Марко уже спал.
— Доктор, вероятно, не приедет еще долго, — шепотом проговорил Саррион, стоя у окна. — Он слишком стар, чтобы ездить верхом, а экипажа у него нет. А отыскать другой, который согласился бы ехать так далеко и в такой ранний час, довольно трудно. Поэтому тебе не мешает воспользоваться теперь благоприятным случаем и заснуть.