Завьялов отрицательно покачал головой.
— Кто у нас начинает?
Завьялов ткнул пальцем в Едакова.
— Собственно, умереть, — сказал Едаков.
— Давайте, сначала допьем, — предложил Туманский. Товарищи допили остававшуюся в стаканах водку.
— Вспомнил, — сказал вдруг Завьялов. Он сосредоточенно рассматривал солнечную стену на месте витрины. Пыль на стеклах давала странный эффект, улицу было не видно — только яркое, бьющее по глазам пятно во всю ширь витрины. — Не идеальное место. Хреновины нет. Пельмени лучше всего с хреновиной идут.
— Вот так и начинается разложение, — Туманский с ненавистью макнул очередной пельмень в сметану — во все стороны полетели брызги. — Твоя очередь.
— Окочуриться, — сказал Завьялов.
— Дать дуба, — сказал Туманский.
— Сдохнуть, — сказал Едаков.
— Сдохни тварь, — Завьялов задумчиво отправил очередной пельмень в рот.
— Это ты к чему? — набычившись спросил Туманский.
— Просто, — пожал плечами Завьялов. — Почему — то всегда так — сдохни, тварь. Ну, че там дальше?
— Тварь, тварь, — приговаривал Туманский. — Вот же, сбил меня. Травануться.
— Не.
— Че не?
— Такое не канает.
— Тогда… — Туманский размахивал вилкой с наколотым на нее пельменем. Из теста выскочил кусочек серого мяса, упал на пол и укатился куда — то под батарею. — Склеить ласты. Подойдет?
— Вполне. Едаков?
— Подойдет, да.
— Твоя очередь теперь.
— А! Ушел из жизни.
— Почему, кстати? — спросил Туманский, снова полетели во все стороны сметано — пельменные брызги. — Почему именно ушел? Не убежал, например?
— Наверное, потому, что старый был, уже не побежишь, — предположил Едаков.
— Не уполз… Не уковылял… Не отъехал… Надо будет обдумать это, — решил Туманский.
— Непременно, — ответил Едаков.
— Моя очередь? Отъехал, — продолжил Завьялов.
— Э — э, так нечестно, я только что сказал, — воспротивился Туманский.
— А вот и не надо говорить не в свою очередь, тебе штрафное очко.
— Начинается, — скривился Туманский. — ты сметану будешь?
— Бери, — отодвинул от себя стакан Завьялов. — Ладно. Откинуть концы.
— Моя очередь? Откинуть копыта.
— То же самое.
— Сфигали? Копыта и концы — разные вещи. Едаков скажи.
— С точки зрения, — начал было Едаков, но остановился, тяжело выдохнул, снова вытер пот со лба и особо не стесняясь, ослабил ремень сразу на две дырочки.
— Галя, не отпускай пока! — закричала женщина на раздаче. Мужики в очереди заволновались.
— Что такое?! — ответила на гул возмущения Галя за кассой. — Вас скока? А нас трое, разбушлатились, понимаешь, тут!
Едаков скептически осмотрел два оставшихся у него в тарелке пельменя.
— Надо еще взять.
— Двойную на всех, — согласился Завьялов.
— Две двойных, и еще по 50, и сметаны, — кивнул Туманский.
— Куда столько? — только и успел крикнуть ему вслед Едаков, но Туманский уже толкался в очередь на кассу.
Еще одна женщина, тоже широкая, статная, в косынке и халате, прошла, неся на высоко поднятых руках два противня с пельменями, чуть посыпанными мукой. Очередь на раздаче одобрительно зашевелилась. Очередь на кассе нервно задергалась.
— Да, я стоял, мужики! — донесся крик Туманского.
— Куда ты мне железки свои суешь! — рявкнула на кого — то Галя. — На паперти стоял?.. И мне не надо!
Пельмени лавиной обрушились в бурлящий чан. Пар ударил в потолок. Женщина на раздаче взяла огромную шумовку и стала ею помешивать кипящее варево.
— Знаешь, что странно? — спросил Завьялов.
— Что? — Едаков был задумчив, он размышлял ослабить ему еще ремень или подождать.
— Что они у них не слипаются. Я если сам вот такие точно варю, у меня обязательно или мясо выскочит, или слипнуться.
— Да уж, — Едаков схватился уже за ремень, но передумал.
— Я тут стоял в очереди и размышлял, — заявил вернувшийся с подносом Туманский. — Вот эти тетки… Галя вот эта и две другие. Это мойры. Стопудово. Опростившиеся. Кондовые, но те самые мойры. Хотя, может и другие… надо это обдумать хорошенько…
— Обязательно, — сказал Едаков, борясь с ремнем.
— Мужики, перец передайте, — спросили с соседнего столика.
Туманский сунул не глядя перечницу и нетерпеливо притопнул ногой.
— Что — то ты Едаков совсем не таков. Что у нас там про концы и копыта?
— Едаков — не таков, — повторил Завьялов.
— Смешно, — покивал Едаков. — Я думаю, что мы имеем дело с процессом. Потому «откинуть» слово важнее. Он как бы первостепенное. А концы или копыта, это уже вторично.