— Это Варшава-то местечко?
— Для кого как…
Вскоре Циля начала зевать. Дочь Эстер, Доша, сказала, что ей надо домой, муж, наверно, заждался. Макс встал.
— Пожалуй, и мне пора.
— Что за спешка? — спросила Эстер. — Неужто в гостинице «Бристоль» кто-то ждет?
— А кто меня ждать может, царица Савская, что ли?
— Ну так посидите еще. Я никогда раньше двух не ложусь.
Циля и Доша ушли. Лицо Эстер вдруг постарело, посерьезнело.
— А где ваш муж? — спросил Макс.
— У Лузера в шинке.
— Пьет?
— Как лошадь.
— А за пекарней кто присматривает?
— Никто. Могли бы в золоте ходить, а так счастье, что на жизнь хватает.
Вертя в руках нож, Эстер задумалась. На лбу резко обозначилась морщина. Пейсах был лучшим пекарем в Варшаве. Мог печь все: хлеб, бублики, бисквиты. Еще мальчишкой шестьдесят рублей в неделю зарабатывал. «Будет как сыр в масле кататься», — говорили про Эстер, когда она с ним помолвилась. Это была пекарня ее отца. Сначала дела шли прекрасно, они разорили всех конкурентов в округе, но через пару лет после свадьбы Пейсах стал закладывать за воротник. Работники дурака валяют, и он все забросил: дочь, пекарню, дом. Или пьет где-нибудь, или дрыхнет в пекарне на мешках. Стыдно людям в глаза смотреть. Ему что праздники, что будни — все едино. Ходит как оборванец. Были бы родители живы, заставили бы ее развестись, но она не захотела, чтобы Дошу растил отчим.
— А у вас есть жена, дети? — спросила Эстер.
— Были.
— Почему «были»?
— На том свете.
— Что с ними случилось?
Про Артуро Макс рассказал правду, а про Рашель — что от горя она заболела раком, и сам подивился, как легко ложь слетает у него с языка.
— Может, для нее оно и к лучшему, — заметила Эстер.
— Да, ну а мне-то что делать? Один остался.
— Вы еще молодой.
— От бед быстро старишься.
Максу захотелось поговорить о Циреле, но он удержался. Закурил папиросу, выпустил колечко дыма. Что толку от денег, если их не на кого тратить? Даже Ротшильд не обедает по два раза в день. Ривьера так прекрасна, что помереть можно, но когда сидишь в вагоне один, устаешь любоваться через окно ее красотами.
— Неужели вы не можете найти себе женщину? — спросила Эстер.
— Одни еще слишком молоды для меня, другие, что постарше, замужем давно.
— В Варшаве вдов — пруд пруди.
— Если женишься на вдове, будешь спать с ее покойным мужем. — Макс уже не помнил, то ли сам до этого додумался, то ли где-то вычитал эту фразу или услышал в театре.
Он встал и начал шагать по комнате. Эстер тоже поднялась из-за стола. Макс прекрасно понимал: если влюбился в Циреле, то нечего теперь связываться с женой пьяницы пекаря, у которой уже внуки. Но как у него сложится с Циреле, еще неизвестно, а пока что, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
Он подошел к Эстер и обнял ее. Она не сделала попытки освободиться, наоборот, крепко прижалась к нему, и он почувствовал, как ее колени коснулись его колен.
— Так быстро? — спросила Эстер.
— В нашем возрасте не стоит время терять.
— Погодите, я дверь запру.
Едва Макс услышал эти слова, желание куда-то исчезло, как бывало уже не раз. Оно остывало, съеживалось, и вместо него приходили стыд и беспокойство. Получалось, Макс обманывает и себя, и женщину. Он увидел на столе бутылку. В ней еще осталось немного, и он быстро допил водку прямо из горла. Голова слегка закружилась, но страх не пропал. Макс замер, напрягая слух.
Что-то Эстер слишком долго запирает дверь. Наверно, прихорашивается, моется, переодевается. Макс посмотрел на окно. Он уже почти готов был выпрыгнуть. Может, так и поступил бы, если бы Эстер жила пониже, на первом этаже, а не на втором.
«Вот и все, был, да весь вышел, — подумал о себе Макс. — Наверно, и с Циреле так же будет. Хочу, только пока женщина еще не готова…»
Эстер все не появлялась. Но вот прошло еще пять минут, и она возникла в дверях. Сразу видно, на ней только домашний халат. Она поманила Макса за собой, ясно, что в спальню. Он махнул в ответ рукой, дескать, сейчас приду. Помедлив, вышел в коридор. В темную комнату приоткрыта дверь. Там ждет Эстер. Макс на цыпочках прокрался к выходу, немного повозившись, отпер замок, выскользнул наружу и сбежал по темной лестнице, перепрыгивая через ступени.