Сразу же подошла официантка в лиловом платье и коротком передничке. Совсем молоденькая, лет восемнадцати, по-деревенски румяная и свежая.
«Сладкая, как яблочко, — подумал Макс. — Точно не отравишься».
Тереза посмотрела на него с укором, но в то же время и с пониманием. Покачала головой, будто говоря: «Эх, мужчины, мужчины…»
Она заказала чашку какао, а Макс — сдобный хлеб, селедку и яичницу. Когда официантка ушла, он сказал:
— Если на одном какао жить, сил не хватит с духами общаться.
— Не шутите так! Они здесь!
— Где?
— Повсюду.
— А вы вообще их когда-нибудь видели?
— Конечно, тысячу раз!
— И как они выглядят?
— Ой, мне бы не хотелось об этом говорить. Выглядят не как мертвые, а как живые. Но ведь мертвых вообще нет.
— А кто же тогда на кладбище лежит?
— Куски глины.
— Прошу вас, расскажите мне об этом. С тех пор как я потерял сына, день и ночь о таких вещах думаю.
— Об этом невозможно рассказать.
— Сын не знал польского, а на сеансе разговаривал со мной по-польски. Сказал, что видел деда и бабку. Где они встретились?
— Не знаю. Я просто слышу слова и повторяю. Иногда даже слов не слышу, но получаю впечатление. Духи не всегда говорят, они что-то тебе передают, и ты понимаешь.
— А почему они мне ничего не передают?
— Не знаю. Нужны врожденные способности. Как-то пошла я волосы постричь. Я длинные не люблю, неудобно. Сижу на стуле, парикмахерша стоит передо мной с ножницами. Вдруг слышим, кто-то по стулу стучит. Такой звук, как будто молотком по дереву, но изнутри. Это значит, кто-то ко мне обращается, не передает что-то, а, как бы сказать, внимание привлекает. Когда я куда-то хожу, обычно такого не случается, а тут стучит и стучит. Парикмахерша спрашивает: «Что это?» А я и не знаю, что ответить. Она так перепугалась, что даже ножницы уронила. Это не та парикмахерша была, у которой я всегда стригусь, моя в Швидер[95] уехала свежим воздухом подышать. Я попыталась сделать вид, что ничего не происходит, а стук все сильнее и сильнее. Женщина побелела как мел, говорит: «Не знаю, кто вы, но сделайте милость, уйдите, я боюсь». Я заплатить хотела, но она даже денег не взяла, выставила меня на улицу.
— А вы не можете сделать, чтобы кто-то по моему стулу постучал? Я вас на улицу не выгоню.
— Не могу. Это само происходит.
— И чего тот дух хотел? Который у парикмахерши по стулу колотил?
— Не знаю. Там он такой шум поднял, казалось, весь дом готов развалить. А когда я ушла, больше его не слышала. Они как живые люди: свои капризы, свои странности.
— Где они обитают, что делают целыми днями?
— Не знаю. Где-то обитают, что-то делают. Они передо мной не отчитываются. Как-то сижу дома, чулок штопаю. Вдруг вижу солдат — целую армию. Не такую, как в наше время, а как тысячи лет назад, в доспехах, с копьями, одни шагают, другие — на лошадях или на колесницах. До сих пор не знаю, кого я тогда увидела. Тысячи солдат движутся по дороге, с лошадьми, ослами, кажется, еще какие-то животные были. Минут сорок шли. Если спросите, кто это был, римляне, египтяне, греки, не смогу сказать. Но точно не евреи.
— Стало быть, по небу маршируют давно умершие солдаты?
— Не по небу. Я их здесь видела, на земле.
— И куда они шли, на маневры?
— Не знаю.
— Просто сон, только и всего.
— Может, и так. Поверите вы или нет, у меня не прибудет, не убудет.
— Простите, но ведь вы этим зарабатываете.
— Я не калека, могла бы себе на хлеб заработать. И не уродина, могла бы замуж выйти, чтобы муж меня содержал. Я никогда не хотела использовать свою силу с практической целью. Но я так и не сказала, зачем позвонила. Не для того же, чтобы похвастаться своими способностями. Мне необходимо отсюда уехать. — Тереза сменила тон. — Бернард сказал, вы в Аргентине богатый человек. Не могли бы вы мне помочь? Я имею в виду не деньгами, но помочь вырваться отсюда…
С минуту оба молчали. Тереза сделала глоток какао.
— Почему вам надо уехать?
— О, это долгая история. Бернард просто поработил меня. Да, именно так. Он, так сказать, открыл мои способности, но за это я с ним уже расплатилась сторицей. Но он поработил меня и в другом смысле. Никого ко мне не подпускает. Тут вот какое дело. Есть тут некий Клусский, не еврей, тоже медиум. Ученик известного профессора Ахаровича. Долго рассказывать, в общем, я попала в ловушку. Приходят узнать, кто деньги украл, рублей десять, или куда муж сбежал — на таких особо не разживешься. Но есть у нас один богатый клиент, князь Сапега, из древнего, знаменитого рода. Он жену потерял. Страшно ее любил, до безумия, а то и хуже. Сначала он к Клусскому приходил, тот ему от жены приветы передавал. Но Сапеге этого было мало, и Клусский его ко мне привел. Я не раз входила с его женой в контакт, даже видела ее, но ему и этого не хватало. Короче, стало ясно, что князь хочет невозможного: материализации, как мы это называем. Это когда дух воплощается в живом теле. Так бывает, но очень редко, все случаи можно по пальцам одной руки пересчитать. Нелегко духу одеться плотью. Но Адам Сапега начал требовать. Открою вам секрет: в нашей профессии невозможно без обмана, но это вина клиентов. Для них не существует такой вещи, как вечер без контакта, они непременно должны что-нибудь получить за свои деньги. А ведь человеческая душа — это не механизм. Нельзя взять телефонную трубку и позвонить на ту сторону, а клиент, который заплатил три рубля, думает, что так и делается. Вот и получается, что приходится обманывать. Большинство людей довольствуется ложью, они рады принимать ее за чистую монету.