Доминик внутренне ликовала.
— Но они же не спят на футбольном поле?
Охваченный последним приступом осторожности, служащий гостиницы потребовал залог.
— Мы сможем снова увидеться?.. Можно бы пойти в дискотеку.
Она многообещающе взглянула на него.
— Почему бы и нет? Но мне сперва надо написать статью. Боюсь, что это займет у меня кое-какое время. Жаль… Ты мне кажешься симпатичным.
Морис уже представил себе, как танцует ламбаду с этой фифочкой в свете многоцветных огней под завистливыми взглядами окружающих. Боясь лишиться такого триумфа, он совсем забылся и сказал:
— Это не всегда бывает… Но если случается, то они пасутся в соседнем номере… шестнадцатом. Когда я приношу поднос, они прячутся в ванной, но я все равно знаю, кто там.
Позволив ему положить свою потную ладонь ей на бедро, Доминик подумала: «Ты хорошенькая дрянь, милочка». Она сыграла роль защитницы греха.
— Что тут такого… Футбольный судья тоже имеет право воспользоваться поездкой, чтобы тайно встретиться со своей подружкой… Разве ты не сделал бы то же самое, если бы был женат и встречался с кем-нибудь?
Охваченный страстью простофиля совсем забыл о том, что сильно подпортит себе карьеру, если источник разоблачений станет известен.
— Конечно… Но забавнее всего то, что они развлекаются с одной и той же… Это красивая брюнетка, которая объявляется здесь каждый раз, когда проходит игра.
Капитан команды Мишель Дебе жил в просторной квартире с террасой на последнем этаже одного из новых зданий верхнего города. Целая стена в гостиной была увешана фотографиями, напоминавшими о жарких футбольных сражениях. Но, разговаривая с Франсуа, футболист нисколько не походил на бойца, убежденного в том, что лучшая защита — это нападение.
— Поскольку ты уже в курсе, я не буду тебе рассказывать сказки. Налоговая инспекция занимается моими счетами. Не повезло! Согласен, я был неосторожен. Но, черт возьми, разве ты отказался бы, если бы тебе предложили деньги, которые никто бы не видел и ничего бы о них не знал?.. В противном случае налоги съели бы три четверти заработка.
Рошан предпочел ничего не ответить. Что касается морали, то он чувствовал себя человеком старых взглядов, полагая, что воровать у государства так же предосудительно, как просто воровать. Почувствовав его сдержанность, Дебе стал жаловаться.
— Я хорошо полил потом мою футболку из-за этих денег… И, кроме того, все на свете так делают!.. Посмотри-ка, сколько налоговых инспекторов становятся потом финансовыми советниками. Сперва они преследуют людей, а затем советуют, как можно выкрутиться. Я, например, мог бы принять гражданство Монако, как сделал один чемпион по теннису… Или Швейцарии, как некоторые гонщики «Формулы-1»… Или, по крайней мере, мог бы платить налоги где-нибудь на островах Карибского моря. Кажется, так часто делают в гольфе. И на все это люда состоятельные смотрят одобрительно. Это те, кто сами достаточно хитры, чтобы даже содержание своего бассейна относить на счет профессиональных расходов… Но футбол — спорт простонародный, детки богатых здесь никогда не становятся звездами. Мы не знаем всех фокусов, при помощи которых можно спрятать свои доходы. И мы не любимчики таких знатоков. Поэтому нас ловят, как мальчишек.
Он горько усмехнулся.
— Мне казалось забавным водить налоговые органы за нос. И выгодным. Все представлялось очень легким. И в порядке вещей… Казначей клуба предложил мне частично получать плату из «черной» кассы, которая специально была создана для этого. Он говорил об этом так, словно речь шла о вполне легальном деле. Я сказал: «Идет!»
Остановить Дебе было невозможно. Ему надо было излить душу.
— А теперь с меня снимут шкуру, и Пере ничего не сможет поделать. Не говоря уж о том, что все это будет расписано в ваших газетенках и мы предстанем в хорошеньком виде перед болельщиками — теми, кто готов все отдать, чтобы добыть место на трибунах.
Франсуа стало даже жаль его.
— Об этом надо было раньше думать. Но не переживай так. Они настолько влюблены в вас, футбольных звезд, что найдут оправдание. Виновным снова окажется правительство, которое слишком усиливает налоговый пресс. Даже если дело окажется в суде, бьюсь об заклад, что они соберутся у дверей для того, чтобы не освистывать тебя, а просить автограф.
Немного успокоившись, капитан клуба предложил выпить стаканчик. Рошан не испытывал никакого желания пить с ним за избавление от всех его невзгод, учитывая их характер. Но он признал, что у того были смягчающие обстоятельства.
— Я допускаю, что ты в какой-то мере был вынужден совершить ошибку, как говорят в футболе. Что касается выпивки, то мне сейчас не хочется. Но я прошу тебя ответить еще на один вопрос.
Идол футбольных поклонников Вильгранда пожал плечами.
— Наверняка это будет не последний, на который мне еще придется отвечать.
Франсуа видел, что Дебе отнюдь не считал себя по-настоящему виновным. Он лишь подражал своим товарищам по всей Франции, где обмануть налоговые службы — все равно что совершить подвиг. Рошан вспомнил рассказ своего отца, скромного и честного провинциального судьи:
«Во времена оккупации коммерсанты стали торговать без накладных, на „черном рынке“, что позволяло сбывать товары, которые иначе были бы реквизированы бошами. Это стало патриотическим актом. А потом, войдя во вкус, они продолжали делать то же самое в погоне за прибылью, словно позабыв, что Франция уже свободна. Таким образом, несмотря на самые лучшие намерения вначале, мораль оказалась подорванной. И теперь ее можно защитить лишь страхом наказания».
— Скажи: никто не пытался тебя шантажировать, угрожая разоблачить получение скрытой оплаты?
Капитан футбольной команды, казалось, был ошеломлен.
— Честное слово, ты словно в воду глядел… Действительно, несколько недель назад мне звонил какой-то тип. Он знал почти с точностью до сантима, сколько я получил из рук в руки.
— А что он просил в качестве платы за молчание?
— Ничего. Он мне только дал один совет… Он был в курсе предложения, сделанного тогда мне клубом «Флорентина», хотя я никому не говорил об этом, даже своей жене. И он рекомендовал не соглашаться, а остаться в команде Вильгранда. В противном случае, мол, мои неправильные декларации о доходах будут выставлены на всеобщее обозрение… Я даже подумал сперва, что это трюк Виктора Пере… Угроза выложить мои секреты была лучшим средством привязать меня к Вильгранду… Но потом я подумал, что он потерял бы в таком случае еще больше, чем я. Если только он не хотел меня лишь попугать. Во всяком случае, теперь он мертв.
«Да, — подумал Франсуа, — и это не его дух дал о себе знать в Луветьере».
Доминик закурила и набрала номер Паулы Стайнер. Тусклый свет проникал в окно квартиры. Из просторной гостиной, обставленной в соответствии с ее фантазией разношерстной мебелью, узкая лестница вела в крохотную каморку, служившую спальней.
На другом конце провода раздался звонок.
Легкий щелчок сообщил, что включился автоответчик. Зазвучал мягкий голос, похожий на голос дикторши аэропорта, приглашающий улететь куда-нибудь в страну вашей мечты.
— Меня сейчас нет дома. Но вы можете оставить ваши координаты. Я свяжусь с вами, когда вернусь. Вы можете говорить после короткого гудка.
Доминик ответила:
— Мой номер 66-12-24-12… Наберите код города — 16… Жду вашего звонка.
Где-то в XVI округе Парижа, в доме номер три по улице Поля Валери, автоматически заработал магнитофон, соединенный с электронной «таблеткой», помещенной в трубке телефонного аппарата Паулы Стайнер…
Сигарета «Мальборо» не успела сгореть и наполовину, как раздался телефонный звонок. Доминик сняла трубку.
Вкрадчивый голос, обещающий бездну блаженства, прошептал:
— Добрый день. Говорит Паула Стайнер… Я слушаю вас.
Контакт был установлен. Колечко дыма поднялось к потолку.
— Меня зовут Доминик. Завтра я буду в Париже. Мы не могли бы встретиться?
Паула мелодично рассмеялась.
— Обычно такого рода предложения мне делают мужчины.
Журналистка не стала выводить ее из заблуждения относительно своих намерений.