Выбрать главу

А Франсуа, словно не замечая ее полного любви взгляда, сохранял невозмутимость вплоть до конца своего рассказа, преодолевая безумное желание заключить ее в объятия.

Эту сдержанность можно было отнести на счет той свойственной людям трусости, из-за которой они предпочитают неопределенность, опасаясь столкнуться со слишком жестокой правдой.

Что им мешало? Зачем нужна была эта жестокая игра?

Может быть, потому, что Франсуа не мог расстаться с банальным и ложным представлением, будто молодые женщины в наше время меняют партнеров, как свои браслеты, а Доминик позволила себе поверить, что закоренелый холостяк вряд ли захочет связать себе руки ради нее.

С чувствами бывает так, как на прогулке: попытки сократить дорогу лишь удлиняют путь. Отдавшись друг другу в первые же дни знакомства, они боялись теперь, что все кончится так же быстро, как началось. Охваченный этими мыслями, Франсуа довольствовался тем, что произнес:

— А теперь расскажи ты.

Доминик протянула ему листки, исписанные в самолете. Он прочитал, пораженный тем, что они захватили в свои сети, начав с простого увеличения одного банковского чека. Франсуа подумал, что информатика обернулась бумерангом для тех, кто использовал ее для быстрого и тайного перевода своих капиталов. И, если бы его спутница не проникла в эти электронные хранилища, включая архивы редакции «Коррьере», клуб Вильгранда стал бы лишь одним из многочисленных респектабельных фасадов мафии. Он преуменьшил свою роль, забыв, что, если бы не взял на себя инициативу связаться с ней, она никогда не сумела бы сделать столь сенсационных разоблачений. Взяв исписанные листки, она сказала:

— Я передала начало по факсу в редакции «Эвенман дю жеди» и «Либерасьон». И получила их согласие на серию статей. Финансовые условия предстоит обсудить. Нам назначена встреча в Париже.

Он посмотрел в сторону Амеде Костарды и почувствовал вдруг усталость. «Мне почти столько же лет, сколько этому типу. Ей нужно так много. А с меня хватит уже того, чего мы добились. И потом — быть вынужденным жить в столице… А как же Були?» Он услышал свой собственный голос:

— Тебе придется поехать одной.

Доминик удивилась.

— Потому что ты не хочешь пропустить этот матч?

Он попробовал улыбнуться.

— Отчасти да. Но не это главное.

— Тогда скажи что?

— Ты подпишешь этот репортаж одна. Во-первых, я не профессионал в таких расследованиях, как ты… Кроме того, ты одна докопалась до сути и способна рассказать обо всем. Я лишь шел за тобой и играл вторую роль. Поэтому я решил заниматься тем, в чем что-то смыслю. Это футбол. Ты продолжишь без меня. Я думаю, тебе это будет не очень трудно.

Она гневно бросила ему в лицо:

— Ты боишься, что тебя обвинят в злопыхательстве?

Он удовольствовался тем, что лишь взглянул на нее. Как шел ей этот гнев! Название театральной пьесы пришло ему на память: «Траур Электре к лицу». И не в обиду автору, Юджину О'Нилу, ярость еще больше подходила Доминик. Она извинилась.

— Мне очень жаль.

Жаль было обоим. Она попробовала еще раз подействовать на него.

— Значит ли это, что речь идет о разрыве?

— Не принимай все таким образом.

— Я принимаю это так, как есть…

Доминик встала с гневным видом.

— Знаешь, что я тебе скажу…

Франсуа ждал, продолжая сидеть.

— …Я ненавижу футбол.

И, хотя она повернулась на каблуках и ушла, не попрощавшись, он не смог удержать улыбки, увидев возмущенное лицо Амеде Костарды, потрясенного столь святотатственными словами.

Франсуа неотступно преследовало желание набрать ее номер, он плохо спал и так ворочался в постели, что раздраженный Були предпочел провести остаток ночи в одном из мягких кресел гостиной. Его хозяин лишь сильнее почувствовал себя после этого покинутым всеми, кто был ему дорог.

Наступило наконец утро пятницы.

Не выдержав, он позвонил, не зная, что сможет еще добавить к сказанному накануне. Но, как и все влюбленные, Франсуа предпочел бы молчанию даже неприветливый ответ. На звонок ответил столь знакомый ему чуть хрипловатый голос.

«Меня нет дома. Вы можете оставить сообщение после сигнала. Я позвоню вам, вернувшись из командировки».

Он повесил трубку и в приступе детского раздражения переключил собственный аппарат на автоответчик, чтобы досадить Доминик, если она вдруг тоже захочет ему позвонить.

Еще не успев побриться, он заскочил в мясную лавку (там только что подняли железные жалюзи) и купил кусок постной говядины, чтобы вновь завоевать расположение кота, которого счел столь же неблагодарным, как женщин. Франсуа так нужно было хоть какое-нибудь утешение.

Ублажив Були, он решил вернуться к своим привычкам, надеясь отвлечься от одолевавших его запоздалых сожалений.

Чтобы вновь обрести спортивную форму, он выбежал в шортах и кроссовках на улицу, пересек не спеша узенькие переулки старого города и, будто на гаревой дорожке стадиона, увеличил скорость на бульварном кольце, где автомобильное движение еще не стало интенсивным.

Франсуа всячески пытался изнурять свое тело, надеясь физической усталостью прогнать воспоминания о последних днях; образ той, которую он готов был про себя обвинять в жестокости, упорно не покидал его и все резче рисовался в сознании, хотя она не прилагала к тому никаких усилий.

Запыхавшись и тяжело дыша, словно гончая, пришедшая к финишу, он замедлил наконец свой бег, отчаявшись отделаться от навязчивых видений и признав себя побежденным. Он даже стал находить какое-то удовлетворение в этих муках несчастной любви. Каждый утешается, как может.

Вернувшись домой и приняв душ, Рошан сел за статью для журнала «Баллон д'ор». Заказ он получил по автоответчику, который включил, надеясь услышать иное сообщение.

Поглощенный своим почти маниакальным стремлением к остро отточенной фразе и достоверной детали, Франсуа наконец забылся и весь ушел в работу. К завтраку он успел набросать прогноз относительно состава национальной сборной на предстоящее мировое первенство, сделав обзор достоинств и недостатков каждого из игроков, которые могли бы войти в команду Франции. Он не скрывал своих предпочтений, рискуя даже оказаться подчас несправедливым. Рошан был убежден, что читатели ждут от него не только объективного изложения фактов, но и суждений, требующих каких-то действий. Он считал, что не техническое совершенство (которое, впрочем, недостижимо) приносит победу, а согласованность действий индивидуальностей, которые должны быть не обязательно лучшими, но способными поставить на службу всей команде свои профессиональные качества, приумноженные достойной целью. Поставив подпись «Франсуа Рошан», он вдруг осознал, что забыл про Доминик и что голоден.

Сидя возле кухонного стола, Були смотрел, как хозяин, погруженный в свои горькие мысли, доедает бифштекс. Заваривая кофе, Франсуа остро почувствовал, что ее отсутствие становится невыносимым.

Потянулись долгие часы ожидания. Франсуа не решался выйти из дома, опасаясь пропустить телефонный звонок, но его все не было. Он чувствовал себя смешным, похожим на школьника. Хотя у него было много дел в городе, он не уходил. Попробовал читать, но чтение не шло на ум. Включал и выключал телевизор. И закончил тем, что прослушал концерт Моцарта, так созвучный (вопреки расхожему мнению, будто этот гениальный композитор сочинял лишь жеманную придворную музыку) состоянию его души, полной печали, сожалений и сомнений.

Настал вечер.

Он принял снотворное, стараясь убедить себя, что сон, как и время, стирает все.

Звуки механической шарманки, повторяющей одну и ту же песенку, сливались с общим шумом в пивном баре «Фло», одном из типично парижских заведений, расположенном в узком проулке квартала Сен-Дени. Днем в этом районе столицы сохранялась атмосфера народного предместья. До десяти вечера столики заняты обывателями, ложащимися рано спать, и провинциалами, пришедшими отведать дары моря и огромные порции свинины с картофелем и капустой. А позже появляется модная публика, которая считает нужным окунуться «в народ», вкушая слишком обильную пищу.