Черная смертная тьма вокруг. Мир света и жизни остался где-то далеко вверху, потух, как просверк молнии в бурю. Надежды покинули меня, и лишь слабеющие чувства еще позволяли держаться за свое человеческое естество.
Я падал, кувыркаясь, поворачиваясь, падал все ниже и ниже, мимо корней и камней, мимо родников, озер и подземных ручьев. Далеко-далеко внизу я слышал грохот могучего водопада. Я попытался принять нужное положение, чтобы не сильно удариться о темную воду, и мне это удалось. Но я падал быстро и погрузился глубоко. Выплыть на поверхность мешала намокшая одежда. Оставалось лишь погружаться все глубже и глубже, в холодную глубоководную могилу.
Меня подхватило и понесло быстрое течение. Я пролетал над какими-то шпилями и расселинами, над бесплодным и унылым ландшафтом. Я дрейфовал у самых корней мира, глубже, чем заплывал самый большой кит, глубоко в царстве Афанка[14] я парил, качаясь на невидимых волнах.
Странствие мое длилось эоны, без дыхания, без зрения, без чувств, — только чистый дух, влекомый медленным круговоротом невидимого океана Аннуна[15]. Я безвольно двигался туда, куда влекло меня течение. Я стал легким и тонким, как мысль, и как мысль свободным.
Мирддин Эмрис стал ничем, меньше, чем ничем. Бесследным было мое путешествие, неизвестное и незримое никому, кроме Бога. Куда я ходил — вовне или внутрь? Какая разница? Проплывая над изломанными просторами Преисподней, над моей собственной иссохшей душой, я не задавался этими вопросами. Темнота бездны вокруг была моей внутренней тьмой, и пустота была моей собственной пустотой. Я был не более чем рябью на гребне тайной волны. Я был мимолетным крошечным водоворотом в тайной глубине. Я был ничем.
Тишина гробницы поглотила меня — душная, твердая, как гранит, и такая же тяжелая. Я громко выкрикнул свое имя, но мой голос не мог преодолеть этот гнет, и слово упало к моим ногам, как мертвая птица. Огромная мертвая тишина окутала меня, словно я погрузился в океан загустевшей на огне смолы.
Я брел неведомо куда, полз по неровному каменному полу, спускаясь все ниже, в безмерную и жадную тьму.
Время от времени мне попадались трещины, и я мельком замечал тусклое мерцание зловещего пламени где-то далеко внизу. Одна из таких щелей выплюнула горячую струю газа, словно отрыгнул огненный дракон. Жар обдал меня с шипящим вздохом. Глаза защипало, а ноздри горели от едкой, сернистой вони. Из глаз текли слезы, текло из носа, я судорожно с хрипом дышал и вскрикивал от каждого шага.
Но в какой-то момент мне стало казаться, что рядом со мной, немного впереди идет еще кто-то. Женщина. Наверное, она была со мной с первого шага, но меня настолько поглотили мои страдания, что я ее попросту не заметил.
Я знал, как знают во сне, что женщина вела меня по смертельно-опасному коридору, ее шаги совпадали с моими — я останавливался, останавливалась и она, я начинал двигаться, в тот же миг и она начинала движение.
Однажды я споткнулся и упал на четвереньки, а незнакомка шла дальше.
— Подожди! — крикнул я, страшась снова оказаться в одиночестве.
Мой голос отразился от каменных сводов. Но шаги впереди сначала смолкли, а потом повернули назад. Она подходила все ближе и, наконец, встала надо мной. Я ничего не видел, но знал, что она рядом.
— Пожалуйста, — попросил я, — подожди немного. Не оставляй меня одного.
Я не ждал ответа от моего призрачного спутника. Тем не менее, мою просьбу услышали.
— Вставай, Мерлин, — строго приказала женщина. — Вставай, или я оставлю тебя.
Этот голос… Я знал его!
— Ганиеда! Это ты?
Шаги начали удаляться.
— Подожди! — крикнул я, вскакивая на ноги. — Не оставляй меня, Ганиеда!
— Я никогда не покидала тебя, душа моя, — ответила она, и ее голос эхом донесся откуда-то впереди. — И я никогда не покину тебя. Но нам надо поторопиться.
Я кое-как встал и двинулся вперед. Отчаяние прибавляло мне сил. Я обязательно должен ее догнать! Я брел, то и дело задевая руками и локтями каменные стены… но как бы я не торопился, она по-прежнему оставалась на несколько шагов впереди меня; мне не удавалось сократить расстояние между нами даже на полшага.
Я побежал. Очень скоро я ощутил жжение в легких, но шага не замедлил. В тот момент, когда я собрался упасть в обморок, прохладный, свежий воздух погладил мои щеки, а впереди забрезжил свет, пока слабый, но в здешней тьме очень заметный.
Тусклая, серая пелена, словно фальшивая заря, освещала зал, в котором я оказался. В дюжине шагов впереди стояла моя возлюбленная Ганиеда. Она выглядела так же, как и в день нашей свадьбы: в тонкой белой льняной мантии с золотыми колокольцами на каждой кисточке подола, черные волосы, перевитые серебряными нитями, блестят, а на светлом лбу красовался обруч из серебряных весенних цветов. Сверху на ней был плащ из имперского пурпура и небесно-голубой клетки северных племен, закрепленный на плече великолепной золотой брошью; золотые браслеты украшали ее тонкие запястья, на ногах — белые кожаные сандалии.
14. Афанк — в валлийской мифологии озерный монстр или демон. Его описывают как крокодила, бобра, иногда — утконоса. Местом его обитания называют Ллин-Ллион или Ллин-Барфог, недалеко от Бринберианского моста или озеро Ллин-ир-Афанк, названное в его честь и расположенное недалеко от Бетус-и-Коед, деревни в долине Конви в округе Конви, Уэльс, в графстве Кернарфоншир, на границе с Денбигширом, в лесу Гвидир.
15. Аннун (ср.-валл. Annwvn, Annwvyn) — дно, «бездонный». В мифологии валлийских кельтов потусторонний мир. С Аннуном отождествлялись иногда Ирландия, иногда — остров Мэн.