Пенелопа любила Елену больше строгой, скучной Клитемнестры, и ей вовсе не хотелось для двоюродной сестры такого мужа, как противный Агамемнон, даже если этот муж будет очень богат. Девушка еще раз посмотрела вниз на женихов. Если честно, то большинство она прогнала бы гибким оливковым прутом, слишком непривлекательны женишки. Один Аякс огромный, как скала… нет, не скала, а бычья туша, поставленная на задние ноги, только и сами ноги больше похожи на столбы, что подпирают лестницу, ведущую в гинекей. Второй Аякс маленький, щуплый, вечно надутый, такого всю жизнь придется убеждать, что он мал, да удал.
Хорош Диомед, но горделивого царя Аргоса Тиндарей не выберет ни за что! Всем известно, что Диомед и Агамемнон точно два цепных пса, отпусти с поводков — перегрызут друг дружке горло. Негоже Тиндарею двух таких зятьев иметь, можно самому оказаться меж двух огней и пострадать из-за неосмотрительности.
Никто не понимал, почему тянет Тиндарей, кого еще из женихов ждет, если все уже здесь? Разве старый Нестор с Пилоса не приплыл и эвбейский Навплий своего Паламеда не прислал свататься? Вот кого Пенелопе было бы интересно увидеть, а особенно послушать. О Паламеде столько всякого рассказывали, уж очень умен сын Навплия, все что-то придумывает и придумывает. Недавно отец рассказывал, что теперь у него новая выдумка, которая может помочь купцам, — на пластины серебра метки ставить и использовать вместо товара для покупок.
— Как это? — удивилась тогда Пенелопа.
— А так. Привез купец вот такую пластинку с меткой и обменял ее на пять быков.
Пенелопа звонко рассмеялась:
— К чему хозяину пяти быков пластина?
— Э, нет… Он у другого купца эту пластину на меч обменять может или вон у гончара на пифосы, а уже гончар за эту пластину у другого купца ткани возьмет…
— Постой, постой… получается, если владельцу быков не нужны ткани, а гончару быки, то при помощи этой пластины можно не сводить их всех вместе на рынке, но при этом совершить тройной обмен?
— Ах, ты ж моя умница! — восхитился отец, потому что дочь схватила суть куда быстрее сыновей. Ализий только еще морщил лоб, а Пенелопа уже все поняла. — К тому же можно и не тащить из одного края Эллады или Великой Зелени в другой этих быков или горшки, а везти пластины. И в разных местах на эти пластины менять товары.
— А что на них должно быть помечено?
— Это другая придумка Паламеда. Тяжесть пластины и то, кем определена, чтобы доверие было.
— Так и на золоте можно метить.
Пенелопе очень понравилась придумка Паламеда. А еще про него поговаривали, что придумал какие-то игры хитрые, в которые играть можно, сидя за столом и при светильнике. Не все же одни рассказы слушать…
На мысль о рассказах Пенелопу навела болтовня, слышавшаяся внизу. Женихи, неимоверно привирая, рассказывали о своих мнимых приключениях. Обыкновенный переход большой лужи после дождя в их устах превращался в плаванье по бурному морю, а любая охота была сродни Калидонской на дикого вепря. Если верить тому, что врали кандидаты в зятья Икадия, любой кабан в Элладе таков, что смог бы кормить целую деревню не меньше года, рыбины в последнее время перестали помещаться даже в длинные стовесельные триеры, а бури на Великой Зелени случались трижды в день с валами выше вершин Тайгета, который заслоняет Спарту от остальных городов. Вепря женихи убивали одним ударом кулака, рыб запрягали в свои триеры, как быков в плуг, а с Посейдоном и вовсе разбирались одним «хм», бог морей пугался и немедленно затихал в своей глубине, чтобы не получить от смелых ахейцев по шее.
Слушать этих вралей было смешно. Сплошные герои, каждый из которых способен осчастливить любую красавицу одним только намерением жениться.
Взгляд Пенелопы снова вернулся к крепышу, от макушки до пяток заросшему светло-рыжими волосами. Буйная растительность кучерявилась не только на голове и подбородке, но и на ногах, руках и даже спине. Выгорев на солнце, эти кудри стали скорее пегого, чем огненно-рыжего цвета. Невысокий, крепкий, как дубок, он без конца сверкал белозубой улыбкой и что-то рассказывал. Слушали внимательно, с удовольствием хохотали, но чувствовалось, что смеются не над грубыми шутками, а над чем-то действительно смешным. Тоже небось врет про вепря или Посейдона. Или про то, как наставил рога царям тех мест, куда плавал. Такие любят хвастать своими мужскими победами и количеством рожденных от них сыновей по всем отдаленным уголкам Великой Зелени.