— Возможно, это послужит для вас приятной переменой.
— Ничего подобного, — быстро выпалила она.
— Наверное, все же женщины по природе своей более зажатые существа. А тщеславие, как вы можете подумать, больше в природе мужчин. И окажетесь правы. Кстати, известно ли вам, что среди пассажиров сам Обин Дейл?
— Вот как? — без особого интереса откликнулась Джемайма. — Ему для путешествия больше подошел бы роскошный круизный лайнер и организованное веселье по вечерам.
— Насколько я понял, его отправили подлечиться. Устал от всех этих камер, суеты. Однако готов поспорить: очень скоро он заскучает без огней рампы. Кстати, я судовой врач, и это мое первое долгое путешествие. Позвольте представиться, Тимоти Мэйкпис. А вы или мисс Кэтрин Эббот, или же мисс Джемайма Кармишель. Я от души надеюсь, что последнее.
— И будете страшно разочарованы, если это не так? — спросила Джемайма.
— Да я все поставил на эту карту. И, как догадываюсь, оказался прав. Это ваше первое большое путешествие?
— Да.
— Однако, смотрю, вы не слишком этому рады, как можно было бы ожидать. А вот и корабль, прямо нависает над нами. Приятно думать, что мы встретимся снова. А номер каюты у вас какой? Я не собираюсь вам докучать, просто отнесу туда чемодан и все.
— Номер четыре. И большое вам спасибо.
— Не за что, — вежливо отозвался доктор Мэйкпис. Он проводил ее до каюты, внес чемодан, отвесил довольно сдержанный поклон и удалился.
Джемайма вяло подумала: «Странно, но почему-то не верится, что этот молодой человек ломал тут комедию». И тут же постаралась выбросить его из головы.
А затем вспомнила обо всех своих неприятностях и снова пала духом. Она уговорила своих родителей и друзей не приходить к пароходу и не провожать ее в плавание и распрощалась с ними уже довольно давно. И теперь чувствовала себя страшно одинокой.
Каюта показалась ей какой-то безликой. Джемайма слышала голоса и гулкие звуки шагов по палубе над головой. Она ощущала специфический запах корабля, немного отдающий резиной. Как выдержит она здесь целых пять недель в обществе дамы на тонких каблуках-шпильках, этой парочки с голосами из Клапхэм-Коммон[4] и страшно непривлекательной старой девы? Она взялась распаковывать багаж. Заглянул Денис, он показался ей жутко противным типом. Впрочем Джемайма сразу укорила себя в предвзятости и недоброжелательности к людям. И почти тотчас же нашла в рундучке каюты пакет из дорогого магазина, где находилось очень красивое платье и была приложена записка от мамы. Обнаружив этот подарок, она уселась на койку и расплакалась, как маленькая девочка.
Ей понадобилось время, чтобы успокоиться и закончить раскладывать вещи. Она вдруг почувствовала, что страшно устала, и решила отдохнуть.
Джемайма лежала в постели, прислушивалась к звукам, доносившимся из корабля и с пристани. Постепенно она начала осваиваться в каюте, и к ощущению чужеродности вдруг стало примешиваться чувство радостного предвкушения. В голове звучал приятный мужской голос — «смотрю, вы не слишком этому рады, как можно было бы ожидать». А потом вдруг она провалилась в сон, столь крепкий, что не слышала, как отплыл пароход, и лишь уголком сознания улавливала протяжное завывание сирены с интервалом в две минуты на протяжении всей ночи.
К половине первого все пассажиры уже были в кроватях, даже миссис Диллингтон-Блик, которая, перед тем как лечь, очень долго и тщательно ухаживала за лицом с помощью новомодных и дорогих косметических средств.
Дежурные офицеры сделали обход и тоже разошлись по своим каютам. И «Мыс Фаруэлл», очень медленно плывущий в тумане, вышел из эстуария Темзы с убийцей на борту.
Капитан Джаспер Баннерман стоял на мостике рядом с лоцманом. Ему предстояло бодрствовать всю ночь. Профессия их была одной из древнейших в мире, и хотя теперь у них имелись радар и беспроводная связь, опасения моряков, вглядывавшихся в непроницаемую полосу тумана, были такими же, как и у их далеких предшественников. Предупреждающие сигналы последовательно поступали из пунктов, названия которых они знали наизусть — Доггер, Дандженесс, Внешние Гебридские острова, гавань Скапа-Флоу, маяк Портланд-Билл, отмель Гудвина.
— А она умница, эта твоя машина, — заметил лоцман, всматриваясь в туман. — Отличная работа! Пока справляемся как надо.
Голоса других, невидимых в тумане кораблей, такие одинокие и заунывные, доносились с разного расстояния. Время тянулось очень медленно.
В половине третьего на мостик заглянул радист, принес две радиограммы.