Открыв глаза, она увидела, что неподалеку стоит, облокотившись о перила, доктор Тим Мейкпис. Она почему-то заметила, что у него красивая шея. Доктор что-то насвистывал себе под нос. Все еще пребывая в каком-то расслабленном состоянии, Джемайма смотрела куда-то сквозь него. Вдруг он обернулся и с улыбкой спросил:
— Все в порядке? Никаких признаков морской болезни?
— Нет, только жуткая сонливость.
— Говорят, на некоторых море навевает сон. Вы видели, что лоцман уже сошел со сцены, а его место занял красивый таинственный незнакомец?
— Видела. Может, он опоздал на свой корабль?
— Все может быть. Вы будете у Обина Дейла?
— Только не я.
— А я надеялся, что увижу вас там. — Он подошел и заглянул в ее книгу. — Поэзия елизаветинских времен? Итак, вам нравятся антологии. Кто же ваш любимый поэт, кроме, разумеется, Барда?[3]
— Наверное, Майют Дрейтон, если это его «И покуда нет помощи…»
— Я восхищаюсь мелкими вещами Барда. — Он взял книгу и, открыв ее наугад, стал декламировать: — «О, да, о, да, и если дева, Которую предал коварный Купидон…» Вам нравится? Однако я делаю именно то, что пообещал себе не делать.
— А именно? — без особого интереса спросила Джемайма.
— Не навязываться вам.
— Какое чопорное выражение.
— Тем не менее очень точное.
— Вы разве не идете в эту вашу компанию?
— Да надо бы, — уныло ответил Тимоти. — Признаться, я не сторонник возлияний в середине дня. Плюс к тому же не поклонник Обина Дейла.
— Да что вы говорите?
— Я еще не встречал ни одного его поклонника среди мужчин.
— Вероятно, их всех гложет чувство ревности, — сказала Джемайма, как бы размышляя вслух.
— Возможно, вы правы. Что ж, серьезная причина для неприязни. Ведь тот, кто считает ревность недостойным чувством, глубоко заблуждается. Ревность лишь обостряет восприятие жизни.
— Что вы тогда скажете об Отелло?
— То, что ревность до предела обострила его восприятие жизни. Он видел все через призму своего обостренного восприятия.
— Я с вами не согласна.
— Вы просто не даете себе труда задуматься. Поймите, он видел, как этот утонченный венецианец Кассио чудодействовал над рукой его Дездемоны. Он видел его за этим занятием уже после того, как Кассио запятнал свою репутацию. Любое проявление любезности к его жене со стороны Кассио Отелло воспринимал патологически обостренно.
— Что ж, если вы воспринимаете патологически обостренно любое проявление внимания к Обину Дейлу со стороны его многочисленных поклонниц, мне вас искренне жаль.
— Один ноль в вашу пользу, красавица. — Тим улыбнулся. — Однако что вы скажете насчет этой дейловской программы «Несите ваши беды»? Другими словами, приходите ко мне все, у кого болит живот, я посажу вас перед моей публикой, и вы почувствуете себя счастливыми. Будь я религиозен, я бы назвал это богохульством.
— Я вовсе не в восхищении от его программ.
— Иной раз он довольно-таки ловко делает из себя осла. Помните этот апофеоз его глупости в Молтон-Медбери?
— Не знаю толком, что там произошло.
— Ну как же. Он был явно в подпитии. Вместе с леди Агатой Пэнтинг он вел передачу о цветах. Он сказал, что первую премию на конкурсе получил умбиликус глобулар леди Агаты, что значит круглый пуп леди Агаты, вместо агапантус умбеллатус глобосус, — пояснил Тимоти. — Думаю, на него это очень сильно подействовало. Как бы там ни было, с тех пор он порой начинает безбожно переставлять звуки. Так может продолжаться неделями. На днях прыгая как попрыгунчик вокруг массы гиацинтов, он сказал, что для того, чтобы составить из них букеты, нужно обладать «вонтким ткусом».
— Бедняга. Какой позор.
— И вот он сбрил свою сексуальную бородку времен испанских грандов и, видимо желая развеяться, предпринял морское путешествие. Мне кажется, его здоровье находится в довольно-таки плачевном состоянии.
— И что же с ним?
— Скорей всего, один из видов невроза.
Беспорядочно затрезвонил гонг.
— Господи помилуй! Да ведь это уже к ленчу! — воскликнул Тимоти.
— И что вы скажете в свое оправдание? — поинтересовалась Джемайма.
— Скажу, что меня срочно вызвали к одному из кочегаров. Ну, мне пора. Простите, что заставил вас скучать. Разрешите откланяться, — сказал Тим, имитируя кавалера елизаветинских времен.