Последняя пассажирка судна не обращала ни малейшего внимания на своих попутчиков. Она сидела на переднем сиденье, глубоко засунув руки в карманы своего верблюжьего пальто. На ней была черная шапочка из меха зуава и черный шарф. Она была такой хорошенькой, что даже слезы не могли смыть с ее лица прелесть. Правда, в данный момент она уже не плакала — уткнулась подбородком в шарф и сердито смотрела водителю в спину. Ее звали Джемайма Кармайкл. Ей было двадцать три года и она только что потерпела неудачу в любви.
Автобус поднялся на Лудгейт-Хилл. Доктор Тимоти Мейкпис оторвался от книги и подался вперед, чтобы бросить прощальный взгляд на собор Святого Павла, сказочно прекрасный на фоне ночного неба. При этом доктор испытал чувство, которое совершенно справедливо назвал бы раздражением нервных узлов и которое на непрофессиональном языке называется очень просто: сердце екнуло. Наверное, подумал он, виной всему то, что он надолго покидает Лондон. Доктор пришел к этому выводу уже тогда, когда понял, что смотрит не на громаду собора, а в глаза девушки на переднем сиденье — она тоже повернулась к окну, вероятно, с тем же намерением в последний раз взглянуть на собор.
— Вам не довелось читать эту восхитительную вещь «Мяч и стрела»? — спрашивал отец Джордан коллегу.
Джемайма осторожно отвела глаза и снова уставилась в точку перед собой. Доктор Мейкпис с некоторым чувством неловкости уткнулся в свою книгу. Он был слегка удивлен.
Приблизительно в то время, когда автобус проезжал мимо собора Святого Павла, от изящной квартиры на Мэйфер отъехал модный спортивный автомобиль. В нем были Обин Дейл, его возлюбленная — владелица этого автомобиля, — которая сидела в норковой шубе за рулем, на заднем сиденье полулежали в обнимку их приятель и приятельница. Компания только что встала из-за стола, вкусив дорогой прощальный обед, и теперь держала путь в доки. «Этикет требует, чтобы в твоей каюте вино лилось рекой; — сказала возлюбленная мистера Дейла. — Пьяная, я буду не так безутешна».
— Любимая моя! — Обин Дейл нежно ее обнял. — Обещаю тебе, ты напьешься до невменяемости. Там уже все готово.
Она отблагодарила его поцелуем и свернула на набережную, чуть было не врезавшись в такси, водитель которого от души ее выругал. Тем временем его будущий пассажир, некий мистер Дональд Макангус, озабоченно выглядывал из окна своей квартиры. Он тоже отплывал на «Мысе Феревелл».
Приблизительно через два с половиной часа от цветочного магазина «Зеленый овал», что на Найтсбридж, отъедет другое такси и тоже направится в Ист-Энд. В нем будет светловолосая девушка с завернутой в целлофан и украшенной огромным желтым бантом корзиной цветов для миссис Диллинтон-Блик. Такси возьмет курс на Ройял-Альберт-Докс.
Едва очутившись на борту «Мыса Феревелл», миссис Диллинтон-Блик начала автоматически применять то, что ее друзья называли «ее техникой». Первым делом она сосредоточила внимание на стюарде. На борту «Феревелла» было всего девять пассажиров, к которым был приставлен стюард — бледный, очень полный юноша со светлыми, похоже завитыми волосами, водянистыми глазами и родинкой в уголке рта, изъяснявшийся на сочном кокни[2] и вовсю фамильярничавший с пассажирами. Миссис Диллинтон-Блик играючи завязала с ним дружеские отношения. Она спросила, как его зовут (его звали Деннис) и выяснила, что он обслуживает еще и бар. Она дала ему три фунта, намекнув, что это всего лишь начало, и тут же выяснила, что ему двадцать пять лет, что он играет на губной гармошке и что ему очень не понравились миссис и мистер Кадди. Стюард был не прочь посидеть и поболтать о том о сем, однако миссис Диллинтон-Блик постаралась самым деликатным образом избавиться от него.
— Ты просто прелесть! — воскликнула ее приятельница.
— Дорогая, когда мы войдем в тропики, он положит мою косметику в холодильник, — сказала миссис Диллинтон-Блик.
Ее каюта была полна цветов. Деннис вернулся с вазами для них и высказал предположение, что орхидеи тоже не мешало бы поставить в холодильник. Дамы переглянулись. Миссис Диллинтон-Блик принялась отвязывать от букетов записки и читать их вслух, то и дело вскрикивая от восхищения. Мрачная каюта с ее более чем скромной мебелью, казалось, была вся полна ею — ее запахами, мехами, цветами и ею самой.
— Стюард! — раздался раздраженный голос из каюты по соседству.
Деннис изобразил на физиономии недоумение и вышел.
— Уверяю тебя, он — твой раб, — сказала миссис Диллинтон-Блик ее приятельница.