Ганс кинул на Пена затравленный взгляд, но отправился выполнять поручение.
Прейта нервно кивнула, но так и не приблизилась к Пену; очевидно, он не получит ни одного мягкого объятия на прощание.
– Удачи, Пен. Я буду молиться, чтобы у тебя все было хорошо.
– А я – у тебя.
Стоявшие в стороне храмовые стражники держали оседланных лошадей. Имущество покойной чародейки было приторочено к седлу крепкой лошадки, куда Ганс привязывал мешок с сыром. Еще одна лошадь дожидалась Пена.
Он было направился к ней, но остановился, услышав оклик; очевидно, его ждало еще одно болезненное прощание. Его мать и Ролш поторопились к нему, обменявшись неуклюжими кивками со спешившей прочь Прейтой и ее родственниками. Сородичи Пена выглядели не такими напуганными и изнуренными, как вчера, но все равно унылыми.
– Пен, – мрачно произнес Ролш, – да хранят тебя в пути пять богов.
Он вручил Пену маленький кошелек с монетами, который Пен изумленно принял.
– Носи его на шее, – встревоженно сказала мать. – Я слыхала, что в больших городах карманники могут срезать кошель с пояса так, что ты ничего не почувствуешь.
Кошелек был снабжен длинным шнурком. Пен подчинился, заглянув внутрь, прежде чем убрать мягкий кожаный мешочек под рубашку. Больше меди, чем серебра, и ни одного золотого, но теперь он хотя бы не будет попрошайкой за храмовым столом.
Пен приготовился пережить позор слезливых материнских объятий, но хотя леди Юральд и шагнула вперед, затем она остановилась, совсем как Прейта. Подняла руку, чтобы помахать на прощание, как будто Пен уже исчезал из виду, а не стоял в шаге от нее.
– Будь осторожнее, Пен! – взмолилась она дрожащим голосом. Затем повернулась к Ролшу.
– Да, мама, – вздохнул Пен.
Он направился к своей лошади. Ганс не стал помогать ему взобраться в седло, да Пен и не нуждался в помощи. Запрыгивая на лошадиную спину, он с тоской осознал, что ни один человек не прикоснулся к нему с тех самых пор, как позавчера кто-то принес его наверх и уложил в постель.
Старший стражник подал сигнал к отправлению, и отряд двинулся по мощеной главной улице, между рядами беленых и фахверковых домов. Стояла ранняя весна, и в приоконных ящиках не было ни одного яркого цветка. Пен обернулся, чтобы в последний раз помахать на прощание, но мать с Ролшем уже входили в богадельню и не видели его.
Откашлявшись, Пен спросил старшего стражника, которого звали Тринкер:
– Как прошли похороны Просвещенной Ручии вчера вечером? Мне не позволили присутствовать.
– Да все в порядке. Без проблем вознеслась к своему богу, о чем нам возвестил белый голубь.
– Ясно. – Пен помедлил. – Мы не могли бы остановиться возле ее могилы? На одну минуточку.
Тринкер крякнул, но не смог отказать столь набожной просьбе.
Кладбище, на котором хоронили служителей Храма, располагалось за стенами, на дороге, ведущей из города. Отряд свернул, и Тринкер проводил Пена к новому холмику, пока безымянному. Уилром и Ганс не стали спешиваться.
Смотреть во влажных рассветных сумерках было не на что; испытывать – нечего, хотя Пен и напряг все свои обострившиеся чувства. Склонив голову, он произнес безмолвную молитву, с трудом вспомнив слова со служб по отцу, и еще одному брату, умершему, когда Пен был маленьким, и некоторым пожилым слугам. Могила не ответила, но что-то внутри у него словно расслабилось, умиротворившись.
Он снова сел в седло, и Тринкер пустил отряд рысью. Они пересекли крытый деревянный мост над рекой, и город скрылся позади.
Яркое солнце двух прошлых дней, словно ошибочное дуновение лета, скрылось, сменившись более привычной туманной сыростью, которая в ближайшее время грозила перейти в ледяную морось. Вершины высоких гор на севере спрятались в облаках, лежавших подобно серой крышке на возвышенностях страны Пена. Дорога шла вдоль реки вниз по течению, в те края, что здесь называли равнинами, – долины там были шире, а холмы – ниже. Пен подумал, скоро ли они увидят Вороний кряж, вторую длинную каменную гряду на противоположной стороне плато, которая отделяла Кантоны от лежавшего на юге великого королевства Вельд.
Храмовые стражники в основном ехали рысью, а на холмы поднимались шагом, что позволяло преодолеть большее расстояние за меньшее время. Это не было самоубийственным темпом курьера, но все равно подразумевало смену лошадей, что они и сделали, остановившись в полдень на храмовой путевой станции. Они миновали фермерские телеги, вьючных мулов, коров, овец и селян в маленьких деревнях. Один раз осторожно объехали отряд марширующих пикинеров, новобранцев, направлявшихся на чужую войну. Как Дрово, подумал Пен. И задумался, сколько из них вернется домой. Казалось безопасней торговать сыром или тканями, но только военное дело позволяло сколотить состояние. Хотя рядовым солдатам это удавалось не чаще, чем сыру.