Тут Сэм остановился, перевел дух, а затем продолжал свой рассказ:
– Ну, некоторое время мы старались заставить его лечь на живот. Потом он случайно прислонился к двери, и она открылась, и он выбежал во двор. Он хотел снять повязку с глаз, но у него ничего не вышло. Мы ему завязали глаза полотенцем, и узел был просто классный! И он начал носиться по всему двору, а мы даже гоняться за ним не стали. Мы просто стояли и смотрели, что он дальше будет делать. И тут он упал в подвал. Но это было совсем не больно. Просто он стал гораздо грязнее, и я бы на его месте лучше бы уж лег на живот в домике. Ну, а мы решили: раз уж он все равно запачкался, надо прямо в подвале и посвятить его. И мы принесли туда все, что надо, и посвятили его. Вот и все. Больше мы ему ничего не сделали.
– Ну да, – с уничтожающей иронией произнес мистер Уильямс. – Оно и видно. Ну, а как проходит это посвящение?
– Что, папа?
– Я хочу знать, что вы с ним еще делали, когда посвящали?
– Но это же тайна, – жалобно прошептал Сэм.
– Можешь не расстраиваться на этот счет, – успокоил его мистер Уильямс. – Уверяю тебя, ваше общество уже распущено. Мы так решили с родителями Пенрода. Миссис Бассет им тоже звонила. Так что, прошу тебя, не стесняйся!
Сэм горестно вздохнул. И все же ему стало немного легче: теперь он знал, что чаша страданий выпала не только на его долю. На улице уже сгустились сумерки, но воображение Сэма без труда преодолело расстояние, отделявшее дом Скофилдов. Он представил себе все, что происходит сейчас с другом и, надо сказать, самые смелые его предположения были недалеки от действительности.
– Рассказывай дальше! – приказал мистер Уильямс.
– Ну, понимаешь, папа, сейчас ведь еще тепло и котел еще не затопили. Ну, мы и решили, что, раз в топке нет огня, Джорджи совершенно не повредит, если мы его положим ненадолго туда.
– И вы его положили в топку?
– Но она же была совсем холодная. Котел с весны не топили. Ну, вообще-то мы сказали ему, что там горит огонь. Это неправда, но мы обязаны были ему так сказать, – пояснил он очень серьезным тоном, – так полагается говорить, когда посвящаешь. Ну, мы его там закрыли и совсем чуть-чуть постучали по заслонке. Потом мы его вынули и положили на живот, все равно он уже был такой грязный… Каждый, у кого есть голова на плечах, поймет, что, клади его или не клади, не имеет значения. Ну, и осталось его похлопать немного, уж такой ритуал, папа. Да это бы даже блохе не повредило. Хлопал-то его маленький чернокожий мальчик. Он живет в конце улицы. Джорджи его в два раза выше. И тут Джорджи снова начал злиться и заявил, что не желает, чтобы какие-то негры его хлопали. Лучше бы он этого не говорил. Потому что Верман терпеть не может, когда его кто-нибудь называет «негром». Если бы Джорджи хоть что-нибудь соображал, он никогда бы не стал его так называть. Ведь Джорджи в это время лежал связанный, а Верман как раз держал в руках доску, которой собирался его похлопать. После этого мы минут двадцать не могли оттащить Вермана от Джорджи. Нам даже пришлось запереть Вермана в прачечной. И зря Джорджи обозлился на нас на всех; если бы мы не оттащили Вермана, ему бы еще больше досталось. В общем, из-за Джорджи весь ритуал был испорчен. Ну, вот и все. Больше мы ему не сделали ничего страшного.
– А ну, продолжай! Что «не страшного» вы ему еще сделали?
– Ну, мы еще дали ему проглотить немного талька. Всего пол-ложечки, может даже меньше… От этого другой даже не чихнул бы…
– Так, – откликнулся мистер Уильямс, – теперь мне ясно, зачем вызвали доктора. Дальше!
– Ну, еще у нас осталось чуть-чуть краски, которой мы писали на флаге. Мы ему немножко помазали волосы.
– А-а-а! – тут ясно, зачем понадобился парикмахер! Дальше!
– Теперь все, – сказал Сэм и громко глотнул. – Джорджи обозлился и ушел домой.
Мистер Уильямс встал у двери и строго приказал Сэму идти впереди. Но не успело это маленькое шествие двинуться в путь, как миссис Уильямс спросила:
– Сэм, ну теперь-то ты можешь объяснить мне, что значит «Ин-Ор-Ин»?
Бедный ребенок всхлипнул и жалобным голосом произнес:
– Это значит «Индивидуальный Независимый Орден Института Неверующих».
И Сэм проследовал туда, где должно было свершиться наказание.
Он страдал не один. Звонок миссис Бассет принес страдания также мистеру Родерику Мэгсуорту Битсу-младшему. Правда, его покарали, скорее, не из-за Джорджи Бассета. Основной причиной наказания был совершенно недопустимый, по мнению старших членов семьи, контакт Родди с представителями низших слоев населения в лице Германа и Вермана. Морису Леви тоже пришлось тяжко, и это был тот редкий случай, когда он ровно ничем не мог похвастаться перед остальными.
А вот зато двум другим членам бывшего Тайного общества «Ин-Ор-Ин» представилась возможность убедиться, что их положение иногда дает привилегии. Какая-то сила задержала Германа и Вермана возле домика. И они увидели, как мистер Уильямс привел сюда сына, ибо решил именно тут совершить акт правосудия.
Герман и Верман слышали все, и священный трепет сотряс их тела. Тогда они, крадучись, направились домой. Но, проходя мимо сарая Скофилдов, они услышали дикие звуки, которые тоже повергли в тоску и скорбь их невинные души. И тут они поняли, что в их квартале творится нечто вроде Варфоломеевской ночи.
– Дела-а-а, – покачал головой Герман. – Все-таки здорово, что мы с тобой не белые мальчики.
Верман ничего не сказал. Но было видно, что он согласен с братом.
Глава VII
БЕЛАЯ ЛОШАДЬ
Это случилось в середине октября. Целую неделю стояла отличная погода, но стоило наступить субботе, как небо заволокло тучами и пошел дождь.
И тут Пенроду и Сэму открылась печальная истина: они поняли, что у погоды вообще нет совести.
Они сидели в пустой конюшне Скофилдов. Дверь оставалась открытой, и мальчики тоскливо созерцали мокрую от дождя улицу. Дождь был несильный, но и этого было достаточно, чтобы начисто сорвать их планы.
– Отлично, – с мрачным сарказмом заметил Сэм, – вот так всегда с нами поступают!
Под этим неопределенным «поступают» Сэм подразумевал ни что иное, как силы природы. И он продолжал:
– Хотел бы я знать, какой в этом смысл, когда солнце светит целую неделю (именно тогда, когда оно никому не нужно!), а в субботу на тебя льет дождь! Мой папа говорит, что он заладил, по крайней мере, на три дня.
– Всякому, кто хоть что-то соображает, безразлично, будет идти дождь в воскресенье и в понедельник или только в воскресенье, – сказал Пенрод. – По мне, пусть льет себе в воскресенье сколько угодно. Но вот зачем он льет сегодня, хотел бы я знать? И чего ему не пойти в какой-нибудь другой день? Так нет, субботу подавай! Дела-а-а!
– А когда каникулы… – начал Сэм.
Но тут он вдруг услышал какой-то звук, напоминающий кашель, и заинтересовался.
– Что это? – спросил он.
– Это на улице, – сказал Пенрод.
В хороший день он, скорее всего, тут же побежал бы посмотреть, откуда доносится шум, но сейчас он, наоборот, отошел вглубь конюшни. Но тут кашель повторился.
– Действительно, странно, – теперь уже и Пенрод заинтересовался. – Что бы это могло быть?
В следующее мгновение оба мальчика подскочили на месте и завопили от неожиданности, потому что в дверь сарая вдруг просунулась меланхоличная и изможденная морда лошади. Это была старая худая лошадь белой масти. Она качала головой из стороны в сторону и ноздри ее дрожали. Потом она открыла рот и снова начала кашлять.
Придя в себя Пенрод и Сэм испытали то, что в таких случаях чаще всего испытывают люди. Вслед за испугом их охватило негодование.
– Что тебе тут понадобилось, старая кляча? – закричал Пенрод. – Прекрати на меня кашлять!
А Сэм схватил палку и запустил ее в незваную гостью.
– Пошла отсюда! – взревел он.
Голова исчезла из дверного проема. Лошадь медленно повернулась и шагом ревматика затрусила по улице. Инстинкт погнал Пенрода и Сэма, и они устремились в погоню за лошадью.
У них не было никакого злого умысла. Они и сами не знали, зачем устремились за лошадью. И уж тем более им было невдомек, откуда взялась эта старая лошадь.