Потом накидка изобрела новый способ движения. Когда Пенрод и Сэм, опередив на несколько шагов мистера и миссис Скофилд, выбежали из столовой, накидка с фантастической скоростью скатилась по ступеням лестницы в прихожую. Мистер Скофилд успел бросить на накидку лишь беглый взгляд. Это случилось в тот момент, когда она уже миновала лестницу и остановилась у самой парадной двери.
– Хватайте ее! – закричал он и подался вперед. – Держите ее! Бейте ее!
В этот момент Сэм Уильямс нашел выход из положения. Феноменальное чутье часто выводило его из самых трудных ситуаций и подсказывало единственно верный образ действий. Не подвело оно и на этот раз. Подскочив к двери как раз в тот момент, когда до нее докатилась накидка, Сэм распахнул ее. Накидка проявила удивительную сообразительность и, не мешкая, выкатилась во тьму.
Пенрод выскочил следом и, минуту спустя, вернулся с накидкой в руках. Он все еще тяжело дышал, но уверенность уже возвращалась к нему. Он встряхнул накидку и, бросив на отца подкупающе-простосердечный взгляд, сказал:
– Знаешь, папа, она лежала на крыльце. Но, я думаю, она не могла туда сама попасть. В ней, наверное, что-то было.
Мистер Скофилд преувеличенно серьезно покачал головой.
– Блестяще! – произнес он с деланным восторгом. – Просто блестяще!
А миссис Скофилд поспешила на помощь Маргарет, которую это происшествие совершенно выбило из колеи.
…Когда Маргарет, наконец, ушла на танцы, а Пенрод пошел проводить до калитки Сэма, мистер и миссис Скофилд, устроившись в библиотеке, начали обсуждать загадочное происшествие.
– Нет, ты не прав, – говорила миссис Скофилд. – Да, мальчики забыли, что миссис Уильямс просила передать Маргарет. Ну и что из того? Может быть, она вообще ничего не просила? Или они ее не так поняли. Конечно, все это немного странно и путано. Но ведь мальчики вообще часто довольно странно себя ведут. Нет, думаю, они тут ни при чем. Ведь они с тех пор, как пришли, все время сидели за столом. А до этого они целый день провели у Сэма. Так что, это не они.
Она помолчала. Так же, как Маргарет, она была твердо убеждена, что тут не обошлось без потусторонних сил. И она гордо добавила:
– О, Маргарет уже давно уверяла, что чувствует присутствие духов. Теперь я в этом убедилась. Нет, мальчики тут совершенно ни при чем!
Мистер Скофилд досадливо крякнул.
– Во всяком случае, я уверен в одном, – сказал он. – Мы уже никогда не добьемся от них правды.
В это время Пенрод и Сэм стояли у калитки. Они обменивались кое-какими впечатлениями сегодняшнего дня, и их беседа как нельзя лучше подтверждала правоту мистера Скофилда.
– Ну, спокойной ночи, Пенрод, – сказал Сэм на прощание. – Не слабая выдалась суббота, верно?
– Верно, – ответил Пенрод, – Спокойной ночи!
Глава III
ЖАЖДА ОРУЖИЯ
В тот день Пенрода задержали в классе на целых двадцать минут. Когда он вышел из школы, все ученики уже разошлись по домам. Пенрод шел домой и ничего не видел вокруг. Тем более, что на улицах не было никого из сверстников. Взрослых же он, как и любой нормальный подросток, воспринимал подобно деревьям, которые росли вдоль тротуаров. Конечно, и среди взрослых мальчики находят себе кумиров. Пенрод трепетал от восторга при виде полицейских, кондукторов, пожарных, шоферов, военных… Яркие мундиры, а равно и мужественные профессии тех, кто носил их, настраивали нашего героя на возвышенный лад. Но в том-то и дело, что ни одного из таких взрослых сейчас тоже ему на глаза не попалось.
Поистине, улица для Пенрода была совершенно пуста!
Идти домой просто так представлялось Пенроду невыносимой скучищей, и он пустил в ход собственную фантазию. Фантазия послушно заработала. Миг – и скучная улица неузнаваемо изменилась. Конечно, разительные перемены из всех прохожих заметил лишь один наш герой, но что ему было до остальных! Он прямо на ходу сочинял и разыгрывал драму, и героем этой драмы был, разумеется, он сам.
Ну, мог ли, к примеру, заподозрить фонарный столб, с десяток лет тихо и мирно простоявший на углу улицы, что теперь ему отведена роль коварнейшего врага мистера Пенрода Скофилда. Осадив перед столбом «горячего скакуна», Пенрод внимательно посмотрел прямо в глаза врагу. Вначале он взирал на столб с презрением, но постепенно презрение сменилось глубокой ненавистью. В результате герой наш закатил столбу несколько звонких пощечин. Затем он тронул коня. Однако Пенрод лишь сделал вид, что уезжает. Резко обернувшись, он сложил руку пистолетом.
– Пф! Пф! Пф! – очень громко произнес наш герой, из чего внимательный наблюдатель легко мог вывести, что пущен в ход револьвер.
О поведении фонарного столба можно судить лишь в общих чертах. По-видимому, он замыслил против нашего героя нечто гнусное и за это заработал пощечину. Потом он пытался нанести Пенроду вероломный удар в спину. Тут-то герой, чрезвычайно искушенный в таких делах, сразил фонарный столб выстрелом.
Предоставив заботу о трупе безутешным родственникам, Пенрод спокойно спрятал воображаемый револьвер в столь же воображаемую кобуру и пришпорил воображаемого горячего скакуна.
Он несся по улице, время от времени вновь натягивая поводья, чтобы свести счеты с очередным заклятым врагом. При первых же подозрениях он командовал:
– Тпру, Чарли!
Иногда, правда, верный скакун превращался в Майка или Вашингтона. Захваченный водоворотом событий, Пенрод не придавал значения таким мелочам. Важнее то, что при всем разнообразии, это были мужские имена. Ни один мальчик не может представить себя в подобных ситуациях верхом на кобыле.
Итак, герой наш ехал верхом на коне, отстреливался и мало-помалу приближался к дому. Однако для окружающих драма Пенрода развивалась почти незаметно. Три или четыре года назад, разыгрывая подобные страсти, Пенрод поднял бы шум на всю улицу, а выстрелы из револьвера изображал бы так громко, что их слышали бы в соседнем квартале. Но теперь Пенроду было уже двенадцать, и он не собирался выставлять себя на посмешище. Все «тпру» и «н-но!», и «Пф! Пф! Пф» (выстрелы из револьвера) произносились едва слышным шепотом. Ибо эта игра принадлежала ему, и он решился бы обнародовать ее не раньше, чем сумел бы воплотить воображаемое в действительность. Потому что в раннем детстве нас захватывает игра, и любая палка может быть лошадью, мечом или копьем. А двенадцатилетний мальчик, если и прибегает к таким несолидным средствам, то все-таки отдает себе отчет, что они смешны и недостойны мужчины.
Во внутреннем кармане пиджака Пенрод носил револьвер, выструганный из дерева. Но он не признался бы в этом даже Сэму Уильямсу. Лишь убедившись, что вокруг нет ни единой живой души, Пенрод иногда вынимал жалкое свое оружие и предавался мечте, которая снедала его нот уже несколько месяцев. Он жаждал настоящего револьвера!
Мечта эта имела реальную подоплеку. Все рекламные щиты в городе для пущей привлекательности были украшены револьверами. В фильмах, которые смотрел Пенрод, палили из револьверов каждые три минуты. В аптеке, где Пенрод покупал мороженое или пил газировку, можно было перелистать свежие журналы, и они тоже просто кишели людьми с револьверами. Дома Пенрод находил на столике в библиотеке другие журналы с картинками. Там изображались элегантные джентльмены в вечерних костюмах. И большинство этих джентльменов с садистским упорством палило друг в друга из револьверов. А городская библиотека… Она распространила список из пятнадцати лучших книг года для мальчиков. Только в пятнадцатой из них Пенрод не нашел бешеных перестрелок. Дочитав до середины, он окончательно разуверился в этом произведении и почел за лучшее перечитать первые четырнадцать книг, герои которых палили изо всех видов огнестрельного оружия, какие только существовали на свете. Нечего и удивляться, что Пенрод всей душой возмечтал о собственном оружии. Дойдя до дома, наш бесстрашный всадник выяснил отношения со столбом у ворот. Он уложил его метким выстрелом. Затем он «спешился» и сквозь кухонную дверь проник в дом. До него донеслись незнакомые голоса. «Гости!» – немедленно понял Пенрод. Он быстро ретировался на кухню и решил пересидеть там бедствие.