Вот почему, проснувшись наутро, Пенрод и думать забыл о злосчастном мистере Кинослинге и о порке, которой наградил его мистер Скофилд-старший за эксперимент со шляпой достойного молодого человека. Даже вара словно и не существовало для Пенрода.
Всю ночь в душе нашего героя происходили какие-то таинственные процессы. К тому времени, как он пробудился, процессы эти оформились в ясное сознание цели. Отныне Пенрод знал, чему он посвятит себя. Бизнес – вот его подлинная стихия! Он открывает торговлю металлоломом! Это сулит головокружительные барыши! Какие же порой великие планы складываются у нас, когда нам кажется, что мы просто спим! Правда, не исключена возможность, что грандиозные замыслы Пенрода Скофилда родились просто благодаря старьевщику. Тот как раз проходил под окном их дома и криком своим разбудил мальчика.
К десяти утра необыкновенно деятельный Пенрод уже взял в долю Сэма, и торговый дом «Скофилд и Уильямс» ринулся в водоворот бизнеса. Хитроумные манипуляции со свинцом, а также тряпками и макулатурой принесли компаньонам к вечеру третьего дня двадцать три цента чистой прибыли. Такое блестящее начало подвигло Пенрода на новые замыслы. Он решил закрепить успех предприятия торговыми операциями с пустыми пузырьками из-под лекарств. Однако юный предприниматель еще не знал, как губительно может сказаться на самом прогрессивном начинании людской скепсис.
В роли скептика выступил, в данном случае, аптекарь с их улицы. Неверие этого человека достигало подлинного цинизма. Он взглянул на бутылки и баночки, доставленные Пенродом Сэмом, и решительно отверг товар. Он, видите ли, заявил, что «это стекло не стерильно»!
Не стерильно! Пенрод просто кипел от негодования. Как только у аптекаря повернулся язык! И это после того, как они с Сэмом целое утро терли все эти стекляшки песком и мыли водой из колонки!
Тогда компаньоны переключились на «зелень». Начали они с прекрасного растения под названием «одуванчик». Однако спроса у покупателей товар не нашел. Зато друзья столь тщательно собрали все одуванчики, что ни у Скофилдов, ни у Уильямсов этим летом так больше ни одного и не выросло. На этом славная торговая фирма временно свернула работу, и друзья посвятили себя дрессировке собак.
Однажды стоял такой знойный вечер, что даже мальчики почувствовали себя плохо. Во всяком случае, Пенрод, Сэм, Морис Леви, Джорджи Бассет и Герман забились в сумеречный закуток сарая Скофилдов и были просто не в состоянии двигаться.
Они беседовали. Автор этих строк настоятельно призывает всех, у кого растут мальчики, к особенной бдительности в августовский зной и в зимнюю слякоть. Оба эти периода очень опасны. Помните: когда ваши питомцы принуждены долго сидеть в помещении, они подобны вулкану. Это только на первый взгляд они мирно беседуют, но в недрах их закипает лава, и лишь бренный миг отделяет ваш дом, а порою и город от всесокрушающего извержения.
Если бы кто-нибудь подслушал ленивую беседу в сарае Скофилдов, вряд ли бы ему пришло в голову, что надвигается катаклизм.
– Когда я стану взрослым, – медленно проговорил Сэм, – найму себе парочку официантов из цветных. Потом я лягу в гамак. Один официант будет меня качать, а второму велю лить на меня день и ночь из лейки сверху холодную воду. Одним из этих официантов будешь ты, Герман, – с щедростью богача, предлагающего завидную должность, добавил он.
– Ни фига, – отозвался неблагодарный Герман. – Ты не цветок, чтобы я тебя поливал. И нанимать меня никто не будет. Когда подрасту, сам себе буду хозяином. Пойду на железную дорогу работать.
– А кем ты там решил быть? – заинтересовался Пенрод. – Супериндендантом или билеты пойдешь продавать?
– Супер… инт… ед… а, ладно, – отчаявшись справиться с трудным словом, махнул рукой Герман. – Ты говоришь, продавать билеты? О, нет, сэр – победоносно улыбнулся он. – Я буду носильщиком! Мой дядя сейчас в носильщиках. У него один мундир чего стоит! Все пуговицы из чистого золота!
– Положим, у генералов пуговиц из чистого золота побольше, чем у твоих носильщиков, – заспорил Пенрод, – генералы…
– Мне без разницы твои генералы, – перебил Герман, – носильщики зарабатывают лучше всех. Мой дядя тратит денег больше любого белого у нас в городе.
– Все-таки я предпочитаю стать генералом, сенатором или еще кем-нибудь в этом роде, – стоял на своем Пенрод.
– Тогда тебе придется жить в Варшингтоне, – важно проговорил Морис Леви. – Я, лично, там был. Варшингтон, по-моему, ничего интересного из себя не представляет, – упрямо коверкая название города, продолжал он. – Ниагарские водопады во сто раз лучше. И Атлантик-Сити тоже лучше. Я и там и там был. Я вообще был во всех самых интересных местах. Я…
– Все равно! – перекрикивая Мориса Леви, снова вмешался в беседу Сэмюел Уильямс. – Когда я стану взрослым, я буду лежать в гамаке и прикажу своим цветным официантам день и ночь лить на меня холодную воду из лейки! Я целый год могу так в гамаке пролежать!
– Спорим на что угодно, целый год у тебя не получится, – недоверчиво покачал головой Морис Леви. – Вот наступит зима. Что ты тогда делать будешь?
– Как это что? – удивился Сэм.
– Ну, что ты будешь делать зимой в гамаке со своими цветными официантами?
– Так и буду лежать, – убежденно проговорил Сэм и поглядел сквозь открытую дверь сарая на знойное марево. – Сколько бы ни поливали меня цветные официанты, мне все равно будет мало.
– Но ведь зимой ты от холодной воды весь покроешься льдом, – не унимался Морис Леви.
– Об этом-то я и мечтаю, – с вожделением отвечал Сэм.
– И еще на тебя снега целый сугроб нападает, – засмеялся Морис.
– Еще лучше! – воскликнул Сэм. – Снег будет падать, а я его буду глотать на лету. Если даже весь этот сарай набьется снегом, я и то ничего не имею против.
Стоило Сэму заговорить о снеге, как Пенрод и Герман с жалобными стонами побежали пить к колонке во дворе.
– Слушай, Сэм! – угрожающе сказал Пенрод, вернувшись обратно. – Заткнись ты со своим снегом! Мне из-за этого еще больше пить хочется. А у меня уже и так живот от воды раздулся. И вода в этом чертовом кране нагрелась от солнца!
– Вот когда я вырасту, – не обращая никакого внимания на муки Пенрода, стал разглагольствовать Морис Леви, – у меня будет большой магазин.
– Кондитерский? – вожделенно осведомился Пенрод.
– Бери выше, дружище, – отвечал Морис Леви. – Кондитерский отдел у меня, разумеется, точно будет. Но это все так, мелочи. Потому что я стану хозяином не какого-то там магазинчика, а «увинермага». Там будет и женская одежда, и мужская, и галстуки, и посуда, и кожаная галантерея, и шерсть, и кружево, и вообще все!
– Подумаешь! – презрительно фыркнул Сэм. – Да я за весь этот твой магазин не дам даже стеклянного шарика. А ты, Пенрод? – взглянул он на друга.
– Я тоже не дам! – решительно поддержал тот. – Я даже за миллион таких магазинов не дам стеклянного шарика.
– Да вы просто не понимаете! – возмутился практичный Морис Леви. – В моем «увинермаге» ведь будет специальный отдел игрушек, а в нем – навалом стеклянных шариков. Как же тогда мой магазин может стоить дешевле одного из них? Ну, вот, а когда у меня будет собственный «увинермаг», я женюсь.
– Вы только его послушайте! – захохотал Сэм. – Он женится!
– А чего смешного? – солидно продолжал Морис. – Разумеется, я женюсь. На Марджори Джонс. Я очень ей нравлюсь. Я ее жених.
– С чего это ты взял, что ты ее жених? – осведомился Пенрод, и голос его прозвучал как-то не совсем обычно.
– Да потому, что Марджори Джонс – моя невеста, – уверенно отвечал Морис Леви. – По-моему, это достаточный повод, чтобы считать себя ее женихом. Как только у меня будет «увинермаг», я женюсь на ней.
– У Пенрода задвигались скулы, но он сдержался.
– Женится! – продолжал хохотать Сэмюел Уильямс. – Нашел, чем гордиться. Я, лично, ни за что не женюсь. Я не женюсь даже за…
Он умолк, ибо вот так, сразу не мог придумать достойного искушения, ради которого было бы можно пойти на столь ужасный шаг, как женитьба.