БЛАГОЕ ВЛИЯНИЕ
В тот вечер Пенрод поверг в шок свое семейство. Голосом, которого раньше не было в его репертуаре, тоном, в котором сливались воедино апломб и нахальство, он заявил:
– Любой, кто зарабатывает сто долларов в месяц, имеет неплохие деньги!
– Что? – спросил мистер Скофилд, у которого даже рот раскрылся от изумления, – ведь разговор до сих пор шел о болезни малолетнего родственника Скофилдов.
– Любой, кто зарабатывает сто долларов в месяц, имеет неплохие деньги.
– О чем это он? – воскликнула Маргарет. Пенрод для солидности нахмурил лоб и продолжал:
– Ну, к примеру, бригадир на стройке столько имеет.
– Ты-то откуда знаешь? – спросила мать.
– Да уж знаю! Сто долларов в месяц – неплохие деньги. Это я точно вам говорю!
– Ну и что из того? – спросил отец.
– Ничего. Я просто сказал, что это неплохие деньги.
Мистер Скофилд не стал продолжать разговор на эту тему. Он лишь покачал головой и был глубоко неправ. Потому что, стоило ему поинтересоваться природой вклада, столь щедро внесенного Пенродом в общую беседу за ужином, и целая бездна разверзлась бы перед ним. Он узнал бы о существовании Рюпа Коллинза и его отца, который и работал бригадиром на стройке. Быть может, он узнал бы и еще что-нибудь новенькое, ибо, когда подросток начинает отпускать необычные замечания за столом, за этим уж наверняка что-то кроется.
– Неплохие деньги? – повторила Маргарет. – А что такое неплохие деньги?
Пенрод смерил ее строгим взглядом.
– Знаешь, тебе не мешало бы набраться ума!
– Пенрод! – повысил голос отец.
А мать растерянно посмотрела на сына. Никогда он еще так не разговаривал с сестрой.
Знала бы миссис Скофилд, что таким образом открывается новая эпоха в жизни сына, ее сердце исполнилось бы еще большей скорби. После ужина Пенрод отправился на кухню к Делле и объявил ей, что у нее бородавка на среднем пальце правой руки. Но Делла оказалась плохим партнером для отработки силовых приемов, и он добился лишь того, что получил несколько легких шлепков. После этого он отправился на задний двор. Найдя там Герцога, он поднял его за передние лапы.
– Заруби себе на носу, – прошипел он, – меня зовут Пенрод Скофилд! – Он наморщил лоб, выпятил нижнюю губу и нагнулся так низко, что почти уткнулся носом в нос Герцога. – Советую тебе вести себя осторожно, когда Пенрод Скофилд находится поблизости. Понял, детка?
На другой день и в последующие за ним дни поведение Пенрода все больше удивляло и огорчало домашних. Они чувствовали, что с ним творится что-то неладное, но не могли этому найти никакого объяснения. Да и могли ли они понять, что все это не больше и не меньше, как дань поклонения кумиру. Впрочем, и о кумире они не имели ровно никакого представления. Они знали, что какой-то скверно одетый мальчишка «не из их среды» несколько раз приходил «поиграть с Пенродом», и только. Но они отнюдь не усматривали в этом обстоятельстве ничего, что могло бы хоть в какой-то степени пролить свет на странное поведение Пенрода, взгляды которого на жизнь начали, по меткому определению мистера Скофилда, смахивать на идеалы цыгана-кочевника.
Что касается самого Пенрода, то ему открылись совершенно иные миры, и жизнь стала казаться ему неизмеримо богаче. Раньше он не испытывал особых склонностей к дракам. Теперь он только о них и говорил, и, слушая его, можно было подумать, что он все время кого-то бьет.
– Хочешь, покажу, как я поступаю, когда на меня нападают сзади? – спрашивал он Деллу. И, совершенно игнорируя то обстоятельство, что она не испытывает никакого восторга, он разыгрывал сцену кулачного сражения, в ходе которого, разумеется, обезвреживал воображаемого противника.
Подобные сцены он часто разыгрывал и наедине с самим собой. В таких случаях воображаемому противнику приходилось еще хуже, нежели в присутствии Деллы. Перехитрив его, Пенрод делал ловкий финт и наносил ему сокрушительный удар в пустое пространство.
– Вот так! – резюмировал он, обращаясь к бесплотному, но совершенно бездыханному телу. – Так мы всегда поступаем в третьей!
Иногда в пантомимах, которые он разыгрывал наедине с самим собой, он встречался не с одним, а сразу с несколькими врагами. Эти коварные противники подстерегали его всюду, и особенно бесчинствовали по утрам, когда Пенрод одевался и успевал просунуть одну ногу в штанину. Тут-то и разыгрывался жестокий поединок. Пенрод взвивался, как молния, и, сбросив с ноги так и не надетые до конца, а потому лишь сковывающие движения брюки, принимал бой. Уворачиваясь и маневрируя по комнате, он наносил удары притаившимся противникам. (Во время одной из таких схваток он разбил часы, которые стояли у него в комнате). Иногда подобные битвы длились достаточно долго и, пока все до единого враги не были наказаны его неумолимой дланью, его невозможно было дозваться к завтраку.