– Учителя! – победоносно глядя на Мориса, выпалил Сэм. – И еще – полицейские! Посмотрел бы я, как ты заставил бы полицейского жениться!
От такой перспективы тщедушного Мориса Леви передернуло, и он поспешно ответил:
– Тут ты, пожалуй, прав, Сэм. Полицейские могут и не жениться, когда не хотят.
– Ну, а я как раз собираюсь стать полицейским, – подвел итог Сэм. – Ты, наверное, тоже Пенрод?
– Ну, да, – немедленно согласился друг. – Шеф полиции – это, пожалуй, именно то, что мне надо.
– Кстати, а ты кем собираешься стать? – повернулся Сэм к Джорджи Бассету, который все это время молчал.
– Я буду священником, – трепетно проговорил тот.
– Ответом ему была тишина. Подобного мальчики не ожидали даже от Джорджи.
– Проповедником, что ли? – первым нарушил молчание Герман. – Ты?.. – изумленно поглядел он на Джорджи. – Ты проповедовать будешь?
– Да, – с кротостью святой Цецилии произнес Джорджи Бассет.
Герман рот разинул от изумления.
– Ты чего, знаешь, о чем все эти проповедники говорят? – решил он выяснить вопрос до конца.
– Пока, конечно, не все, – с прежней кротостью ответствовал Джорджи, – но я буду учиться.
– И орать во всю глотку тоже научишься? – с сомнением покачал головой Герман.
– Куда ему! – презрительно воскликнул Пенрод. – Он же пищит, как девчонка!
– Знаешь, Джорджи, тогда тебе лучше оставить эту затею, – серьезно сказал Герман. – Дельный проповедник он ведь не только должен орать свои проповеди во всю глотку. Ему еще на столб нужно вскарабкаться. Ты, Джорджи, можешь быстро залезть на столб?
– Нет, – снова вмешался Пенрод. – Видел бы ты, Герман, как Джорджи…
– Проповедники не должны по столбам лазить! – с внезапной решимостью перебил Джорджи Бассет. – Предназначение проповедника в другом!
– Много ты в них, в проповедниках, понимаешь, – возразил Герман. – Уж кого-кого, а на проповедников я нагляделся. Самый лучший из них лазил по столбу, как циркач. Когда он лез наверх, он орал: «Иду в рай!» А потом соскальзывал вниз и орал: «Иду к дьяволу!» Так он целый час подряд вверх-вниз лазил и кричал то про рай, то про дьявола.
Подобно большинству чернокожих, Герман явно был наделен актерскими способностями. Он так рассказал об удивительном проповеднике, что история эта глубоко потрясла всех слушателей. Некоторое время никто от волнения не произносил ни слова. Наконец, Пенрод взмолился:
– Слушай, Герман, расскажи еще раз!
Герман с радостью повторил все сначала, несколько усиливая те эпизоды, которые, по его наблюдениям, больше всего захватили присутствующих. Особенно потрясла всех финальная сцена, когда окончательно съехав со столба, проповедник сидел на земле и вопил, что сатана держит его, как клещами, и вот-вот уволочет в преисподнюю.
Услыхав это, Пенрод вдруг резко вскочил на ноги.
– Да ты, Джорджи Бассет, не сможешь такого, даже если ухлопаешь на тренировки всю жизнь! – воскликнул он. – Я вот подумал, что лучше всего проповедником сделаться мне. Как ты считаещь, Герман, – заискивающе поглядел он на чернокожего, – у меня это выйдет все получше, чем у Джорджи?
– Я тоже хочу быть проповедником, – донесся из темноты сарая голос мистера Сэмюеля Уильямса. – Чем я хуже Пенрода, правда ведь, Герман?
– И я не хуже! – заявил Морис Леви. – А голос у меня даже громче, чем у вас всех!
Тут Пенрод, Сэм и Морис, перекрикивая друг друга, стали наперебой доказывать, насколько каждый лучше двух остальных подходит на роль проповедника. Конечно же подразумевался не проповедник вообще, а тот пленительный образ священнослужителя, который предстал им в рассказе Германа.
– Вы только послушайте, как я умею орать! – во всю глотку вопил Морис Леви. – Может, на столб я так быстро не влезу, зато кричать уж буду на славу!
– Заткнись! – сумел еще громче крикнуть Пенрод. – Иди в рай, а потом к дьяволу!
– Как ты можешь, Пенрод! – в ужасе всплеснул руками Джорджи Бассет, о котором в горячке спора друзья вообще позабыли. – Нельзя упоминать дьявола!
– Это правда, – испуганно подтвердил Сэм. – Нельзя, Пенрод.
– Вы просто не поняли, – победоносно усмехнулся Пенрод. – Я же не святотатствовал!
– Но ты ведь только что сам сказал: «Иди к дья…».
Джорджи Бассет осекся. Повторить подобное святотатство у него просто не поворачивался язык.
– Ничего подобного, – запротестовал Пенрод. – Я ведь сначала сказал: «Иди в рай!» Тот проповедник говорил точно так же. Правда ведь, Герман? Он ведь кричал: «Иду в рай!» А потом: «Иду к дьяволу!».