– А где мы найдем лошадь? – спросил он.
И, не успел он это произнести, как оба они увидели именно то, что им требовалось. На соседней улочке стоял фургон зеленщика. Сам зеленщик ушел в кухню, и ничто не мешало друзьям немного поговорить с запряженной в повозку лошадью гнедой масти и достаточно преклонного возраста. Самое главное, у лошади был черный хвост. Отметив эту бесспорную удачу, два будущих фабриканта змей, направились добывать исходный материал.
Старушка-гнедая взмахнула хвостом. Она хотела всего лишь отогнать муху, но воздействие хвоста оказалось несравненно более широким. Дело в том, что Пенрод в это время находился очень близко, и удар хвоста пришелся ему по лицу.
– Тьфу! – Пенрод, отплевываясь, отскочил в сторону, а лошадь изумлено посмотрела назад. Заметив мальчиков, она выразила явное недовольство и достаточно свирепо уставилась на них.
– Давай, Пенрод, – торопил Сэм, – дергай. Много не надо. Двух нам вполне хватит.
Пенрод задумчиво потер лицо.
– Как ты думаешь, а из гривы не подойдет? – с надеждой спросил он.
– Ну уж нет, сэр. Волос обязательно должен быть из хвоста. Уж это я точно знаю!
– Ну да, знаешь ты, – возразил Пенрод, – ты даже не знаешь, где взять бутылки и…
– Чем столько болтать, – перебил его Сэм, – лучше быстрее рви волосы из этого проклятого хвоста. А то они уедут, а мы так и останемся ни с чем. Ты начал это дело, значит, должен довести его до конца. И нечего так много болтать. Так серьезные люди не поступают.
– А я что, по-твоему, не собираюсь рвать? Чем же тогда я сейчас занимаюсь?
– Давай скорей! – закричал Сэм. – Она отвернулась от нас. Давай же!
Воспользовавшись благоприятным моментом, Пенрод решился на подвиг, и его решимость была вознаграждена. То ли старая лошадь неожиданно впала в апатию, то ли изменила свое отношение к Пенроду и Сэму, но только на ограбление хвоста ответила лишь легким содроганием.
– Отлично, – удовлетворенно проговорил Пенрод, когда они снова вернулись во двор. Он высокомерно глянул сквозь изгородь на понурое четвероногое и добавил: – Не так уж трудно добыть несколько волосков из хвоста лошади. Надо только знать способ. Если бы мне было надо, я бы у нее хоть все волосы из хвоста запросто вырвал!
Но это была просто мимолетная реплика, на которой ни Пенрод, ни Сэм не собирались заострять внимания. Все их помыслы сейчас были обращены на другое, и им было некогда размениваться на мелочи. Из всех бутылок, которые были у них в наличии, они отобрали две самые крупные. Мальчики тщательно промыли их, а затем наполнили чистой водой. Потом с возможными предосторожностями в каждую из бутылок было опущено по длинному черному волосу из хвоста гнедой лошади, после чего бутылки закупорили. И, наконец, на обе бутылки наклеили по этикетке с именем и адресом владельца. Однако и на этом увлекательная работа не завершилась. Пенрод совершил паломничество к кухонным часам, после чего на обеих бутылках появилась еще одна тщательно продуманная надпись: «Волос от лошадиного хвоста Джекоба Криша и компании помещен без шестнадцати минут одиннадцать одиннадцатого июля. Змея выйдет без шестнадцати минут одиннадцать тридцать второго июля».
Они водрузили бутылки на ящик в помещении бывшей конторы Джорджа Б. Джашбера. Потом они постояли, молча разглядывая плоды своей деятельности.
– Слушай, Сэм, а сегодня они никак не могут появиться? – спросил Пенрод, и в голосе его слышались тоска и надежда. – Неужели надо обязательно ждать три недели?
– Обязательно. Так полагается, Пенрод.
– Да я знаю, что полагается. Но я считаю, что лучше бы не полагалось. Ну, ладно. Во всяком случае, уж через три-то недели у нас будут две отличные змейки. Это уж точно!
– Через три недели! – в жадном предвкушении чуда воскликнул Сэм. – Через три недели они появятся! Это уж точно, сэр!
– А чем мы их будем кормить?
– Не знаю. А ты думаешь, они захотят вылезти из бутылок?
– Конечно, захотят! Не знаю, как ты, а я свою научу, чтобы она ходила за мной по двору. А когда начнутся занятия, я, может быть, буду носить ее с собой в кармане на уроки.
– Идея! – поддержал Сэм. – Я тоже так сделаю.
И представив себе, как будут счастливы со своими змеями, они огласили сарай радостными возгласами.
– Я свою и за миллион долларов не продам! – заявил Пенрод.
– И я не продам, – согласился Сэм. – Пускай мне даже два миллиона предложат.
– И я за два не продам!
Потом Пенрод сел на пол конюшни и, словно завороженный, уставился на ящик, где стояли бесценные бутылки. Сэм тоже сел на пол и уставился на бутылки. Разумеется, каждый смотрел на свою бутылку и на свой конский волос, и зрелище это представлялось обоим мальчикам верхом изящества и совершенства. Некоторое время они были полностью поглощены этим занятием. Они чувствовали себя подобно родителям, которые ожидая появления потомства на свет, предаются сладостным грезам о будущем ребенке. Наконец, они заметили, что и в той и в другой бутылке вокруг волосков появились едва заметные пузырьки воздуха. Это показалось им добрым признаком. Они словно присутствовали при каком-то начальном таинстве.
– Сэм, – прошептал Пенрод, – По-моему, мой уже начал дышать.
– Тс-с-с, – призвал к тишине Сэм.
Мистер Уильямс настолько был занят наблюдением за своей будущей змеей, что даже не заметил, когда кто-то сильно задышал ему в затылок. Однако, когда еще мгновение спустя то же место было облизано мокрым языком, Сэм решил, что некое существо явно вышло за рамки дозволенного.
– А ну, пошел отсюда! – яростно прошипел Сэм.
Уолтер-Джон не обиделся. Он просто спокойно повернулся и, отойдя к входной двери, оказался возле несравненно более отзывчивого существа. Некоторое время они общались молча, затем Уолтер-Джон громко зевнул прямо перед мордой Герцога, что, однако, ни в коем случае не являлось оскорблением, да и не было как таковое воспринято. Затем оба пса медленно вышли из залитой солнцем светлой части конюшни и удалились в темноту. Там Герцог потянулся и лег на спину. Уолтер-Джон, шумно плюхнувшись рядом, положил свою тяжелую голову Герцогу на живот, намереваясь, видимо, использовать друга в качестве подушки. Герцогу это не понравилось. Он сердито тявкнул, встал и перелег в другое место. Уолтер-Джон проводил его взглядом, потом закрыл глаза и спокойно уснул на голом полу.
Когда Герцог выразил свое негодование, Сэм снова сердитым «Тс-с-с!» потребовал тишины. Однако не успели угомониться собаки, как в конюшню проникли новые резкие звуки. Они становились все громче, пока, наконец, у Пенрода и Сэма не осталось никаких сомнений, что это Герман и Верман играют в мяч. Сначала они просто громко кричали. Потом им, видимо, показалось, что этого недостаточно, и они начали, кидать мяч в стену конюшни, пытаясь поймать его в тот момент, когда он отскакивал.
– Да они что, совсем одурели? – с негодованием воскликнул Пенрод. – Стук мяча об стену сейчас казался ему непереносимым. Подойдя к двери, он широко распахнул ее и возопил: Да вы что, совсем соображать перестали?
– А ты чего злишься? – мрачно отозвался Герман. – Что с тобой, Пенрод?
– Неважно, – сухо ответил Пенрод, – у нас там кое-что происходит, и этот стук мяча об стену нам ни к чему!
– А что у вас там происходит? Чего ты так важничаешь, Пенрод?
– Тебя не касается!
Но в это время Верман тоже заинтересовался и вошел в конюшню. Пенрод и Сэм сочли его поступок бесцеремонным.
– Ну и ну! – воскликнул Сэм. – Тебе еще не надоело тут околачиваться и шуметь? Ты бы лучше поиграл в свой дурацкий мяч где-нибудь подальше. Чтоб тебя слышно не было. Неужели ты не понимаешь? Мы заняты.
Произнося эти слова, Сэм для пущей убедительности нахмурился, и строгое выражение его лица вызвало у Вермана еще большее любопытство.
– Кофефу ом каптяется? – спросил младший брат, обращаясь к старшему.
– Верман хочет знать, почему ты кривляешься? – объяснил Герман. – Ему, наверное, кажется, что ты хочешь его рассмешить.
Теперь хмурости на лице Сэма прибавилось, и Верман больше не смог сдерживаться. Он захохотал и принялся поочередно показывать пальцем то на Сэма, то на Пенрода. Пенрод тоже нахмурился и выглядел не менее сурово, чем Сэм. Верман до такой степени зашелся хохотом, что принялся визжать. Когда же он, наконец, немного успокоился, он высказал соображение столь неуместное, что негодование Пенрода и Сэма возросло.