Семья профессионала образует в традиционном обществе и составляющую земной социальной интеграции: входит в межпрофессиональный наследственный контакт обмена продуктами и услугами, в который семьи разных профессиональных принадлежностей включаются по принципу человекоразмерности их продукта, поскольку, скажем, традиционное земледелие способно отчуждать 10—15% своего продукта, вынуждая тем самым все другие профессии укладываться в эту норму. Секта “наи” — парикмахеров, например, способна предлагать свои услуги значительно большему числу семей, чем семья другой кастовой принадлежности (кузнеца, плотника, земледельца), что создает в Индии и воспроизводит типичную для традиции “слоистую” структуру социальности. Общество стелется по территории: некоторое множество межпрофессиональных наследуемых семейных контактов, в которых совершается обмен продуктами и услугами, собрано здесь в иерархические целостности общин или “деревень” при ведущей роли земледельцев, тогда как связь общин в более емкие территориальные целостности идет на уровне профессии, участвующих в значительно большем числе контактов, чем семьи земледельцев (см. описание системы “джаджмани” [5. 99—166]).
Подобная структура привязки социальности к земле (земледелие) и сравнительно слабой интеграции ее на уровне межобщинных отношений дает описанный Марксом в “Капитале” эффект предельной устойчивости общин-деревень и неустойчивости на уровне их государственной интеграции: “Простота производственного механизма этих самодовлеющих общин, которые постоянно воспроизводят себя в одной и той же форме и, будучи разрушены, возникают снова в том же самом месте, под тем же самым именем, объясняет тайну неизменности азиатских обществ, находящейся в столь резком контрасте с постоянным разрушением и новообразованием азиатских государств и быстрой сменой их династий. Структура основных экономических элементов этого общества не затрагивается бурями, происходящими в облачной сфере политики” [1. 371].
Такова исходная парадигма жизни традиционного общества, частным вариантом которой была и эгейская социальность Критского государства XX—XV вв. до н. э. Мы не будем на ней специально останавливаться (Заинтересованные в этом могут обратиться к [5, 6], а также к [12, 13]), в рамках нашей статьи требуется кроме универсальной оптики традиционной интеграции уточнить только, что же именно способно стать аномалией, поставить под вопрос не только “облачную сферу политики”, но и “самодовлеющие общины”, нацелиться на святая святых традиционной социальности. И здесь нам главное внимание надобно уделить “лишним людям”, способу их утилизации и социализации.
Плавающий остров
Все традиционные общества умеют связывать энергию “лишних людей”, ставить ее на службу обществу (ирригация, мандаринат) или хотя бы нейтрализовать ее (пирамиды, стены, дворцы, храмы). В этом смысле пентеконтера — 50-весельный корабль, изобретение безвестного плотника, “человека Афины” — был по замыслу и первоначальной функции средством среди средств социализации “лишних людей”, обращения их энергии на пользу государству. Фукидид пишет: “Минос — самый древний из тех, о ком мы знаем по слухам, приобрел флот и на самом большом пространстве владел эллинским морем и Кикладскими островами: в большую часть этих островов он впервые вывел колонистов, изгнав карийцев и назначил правителями своих сыновей; понятно, что он искоренил также, поскольку это было в его силах, пиратство на море, предпочитая, чтобы их доходы получал он сам” [7. I, 4]. Геродот вносит в эту картину существенное для нас уточнение: “Не платили они... никогда дани, хотя и поставляли команду для кораблей всякий раз, когда требовал того Минос” [8. I, 171].
Переориентация на новый способ использования “лишних людей” косвенно подтверждается и археологами. По данным раскопок в Кноссе, Крит долгое время был административным и хозяйственным центром традиционной социальности в Эгейском море. Около 1700 г. до н. э. древнейшие и наиболее пышные дворцы были разрушены, на их месте появились дворцы поскромнее. Где-то в середине XV в. до н. э. началось ахейское вторжение, которое сопровождалось очередным разрушением дворцов. После Троянской войны — она, по Геродоту, началась “через три поколения после смерти Миноса” [там же. VII, 171] — произошло дорийское вторжение, после которого дворцов уже не воздвигали.