На его стороне, как всегда у мужчин, было преимущество: он знал даже семейные дела Психеи. От нее же он требовал слепого доверия.
Того же принципа придерживаются мужчины, ищущие в газетных анонсах о желании жениться: «Анонимов просят не беспокоиться».
Если женщины бывают веселы, то мужчины называют их гусями, успокаивая их негодование замечанием, что гуси некогда спасли Капитолий.
Кто имел случай наблюдать мужчин в клубе, кафе и на бирже, придет к убеждению, что в спасении Капитолия участвовали и самцы-гуси.
Мужчины бросают женщинам упрек в безмерном тщеславии.
И все-таки история не знает примера тщеславия со стороны женщины, подобного тому, которое выказал Александр Македонский. Во время одного пира завоеватель заколол своего друга Клита за то, что последний подразнил его кривым плечом.
Современные Александры закалывают после пира и охотнее всего пером. Они во всем менее велики, чем их прототип, но только не в тщеславии.
Как вы правы, мужчины, обвиняя нас в недостатке деловитости! Да, мы сознаемся: мы судим, заключаем и поступаем по личным соображениям чаще, чем следовало бы.
Конечно, Ахилл, мужественнейший из мужчин, с досадой удалился с поля битвы под Троей не по деловым причинам, а потому, что Агамемнон не исполнил его желания отдать ему пленную рабыню Бризею. И он снова отправился на битву, когда Гектор убил его личного друга Патрокла…
На это замечание Пентезилеи один мужчина-грек возразил: «Да-а-а… быть может, это можно обленить тем, что Ахилл в молодости долгое время одевался в женское платье…»
По своем возвращении в Афины юный Клит из Коринфа отправился в дом гостеприимного хозяина Эвандера и нашел его пустым. Наконец, появилась старая полуглухая рабыня, сообщившая ему, что в данное время он не застанет дома ни единого афинского гражданина, так как сейчас происходит суд над Фриной.
— Кто такая Фрина? — спросил Клит, в то время как старуха обмывала ему ноги.
Старуха улыбнулась и показала обнаженные, жесткие десны.
— Это счастливица, — ответила она после некоторого молчания. — Поспеши пойти на площадь, где происходит суд. Может быть, боги смилостивятся над тобой, и ты увидишь Фрину раньше, чем ее поведут в темницу.
«Счастливица, которую поведут в темницу?» — думал Клит, торопливо идя по направлению, указанному ему старухой. Он шел по жгучим, пустынным улицам. В раскаленном воздухе летнего полудня было сонно и безмолвно.
Внезапно он услышал доносившийся с конца улицы неясный, глухой шум, перешедший затем в продолжительный, радостно-возбужденный крик — беспрерывный крик тысячи голосов.
Выйдя на площадь, Клит увидел нечто необычайное. Он увидел густую толпу людей, головы которых колыхались, подобно верхушкам деревьев. Вдруг все головы повернулись в одну сторону. Из толпы вышла молодая женщина. Роскошная волна огненно-каштановых волос скатывалась с головы и при быстрой ходьбе била ее по обнаженным плечам, спине и рукам. Казалось, будто ее застали при купанье, и она поспешно захватила и накинула на себя кое-какие одежды, чтобы немного прикрыть наготу. Она так близко прошла мимо юного коринфянина, что он мог бы удержать ее за волосы.
Над волнующимися головами и через бесконечные клики народа прозвучал громовой повелительный голос:
— Не смейте следовать за ней!
Послушно смешались с толпой желавшие следовать за обнаженной красавицей.
Крик перешел в глухой гул возбужденных голосов. Между тем, красавица грациозно и не торопясь шла через площадь в ослепительном солнечном сиянии и исчезла за белевшим поворотом.
Клит смотрел ей вслед, пока не погас последний отблеск ее волос. Он хотел спросить своих соседей, что означало все происшедшее, но голос не повиновался ему.
Наконец он пришел в себя настолько, что мог прислушаться к разговорам окружающих. Из них он узнал, что Фрина обвинялась в развращении афинской молодежи и явилась перед судьями в полном блеске своей красоты, обнаженная рукой защитника. Взглянув на нее, строгие судьи были обезоружены, и красавица была оправдана.
Мысли Клита путались. Ему представлялось белое видение, окутанное, словно мантией, золотисто-каштановыми волосами. Ему казалось невозможным разыскивать своего друга и обмениваться с ними приветствиями. Необходимо было некоторое время остаться одному, чтобы успокоиться.
Он отправился на берег Илисса, стал на колени, чтобы освежить лицо, снял сандалии и опустил пылающие ноги в воду.