— Мне все равно. Могу и твоих полечить.
— Они у меня не болеют, — Серега даже зафыркал от смеха. — Мои тараканы со мной и сдохнут, понял?
Потянувшись к моей бутылке, он глотнул и крякнул. Потом продолжал:
— А я вот думаю — от вашего психоанализа один вред. Вот, допустим, у нас клиент один есть. В обувном бизнесе. Так его в свое время черные вообще кастрировали, чтоб не рыпался. И что, поможет ему твой анализ?
— Вряд ли, — сказал я.
Серега хлопнул себя по коленкам и встал.
— То-то же. Так что ты пока отдыхай… а я до сортира схожу. Из дома никуда. Территория на сигнализации. А что касается тараканов… ты своих-то не пробовал посчитать? А, психолух?
Посмеиваясь, он удалился. В тот момент в голове у меня теснилось сразу несколько мыслей, но очень скоро все они сложились в одну. Я поднес ко рту бутылку, для чего-то зажал пальцами нос и сделал несколько глотков. Посидел немного, тараща глаза в телевизор. Потом попробовал встать, чтобы добраться до двери.
Сигнализация? Какая на хрен сигнализация?
Фонари маячили в сиреневом тумане. Я брел наискосок через парк, спотыкаясь на чертовых альпийских камнях. Повалился было в розовый куст, но вылез, исколов себе все руки.
Серега настиг меня возле самых ворот. Молча сгреб за шиворот, встряхнул. Мои мысли снова разлетелись по разным орбитам, как кольца Сатурна. Почему-то они казались мне разноцветными. Что было дальше, не помню.
Тогда, на следующий день, мне было стыдно. Теперь — ничего. «Теперь — нету», — как написано в последнем дневнике Толстого (ох, ох, снова литературщина). Нихрена, не дождетесь. Я еще спляшу на вашей могиле. Вот только руки немного дрожат. Но работе это не мешает. Нет, не мешает. Вечер, как обычно, будет феерическим. Я нажрусь теплого виски и буду щелкать спутниковыми каналами, пока не отрублюсь. Мне приснится Маринка, и, если утром я забуду свой сон, это будет божьей милостью.
Так и есть. Я ничего не помню. Сижу на постели и протираю глаза. В холодильнике (я знаю) есть пепси-кола. Это будет очень кстати. Во рту как будто кошки срали — кажется, так говорили в моем детстве. И голова болит.
Мои рефлексы по утрам несколько заторможены.
Глюкоза и кофеин оживляют меня. Кислота заставляет морщиться. От холода ломит зубы. Я уже и не помню, когда ложился спать трезвым.
Стук в дверь. Смешно: я ведь заперт снаружи.
А вот и ключ поворачивается в замке.
— С добрым утром, — говорит охранник, Сергей. — Ну и вид у вас, доктор.
Нехотя я гляжу в зеркало:
— Вид как вид.
— Нельзя вам столько бухать, — увещевает Серега. — Неинтеллигентно.
— Не гони…
Я хватаюсь за стенку: плотный Сергей оттесняет меня и заполняет собой мое убогое обиталище. Рывком поднимает оконную раму.
— Проветрить хотя бы, — бормочет он. — Дышать у тебя нечем.
Мне тоже нечем дышать. С похмелья сердце работает с перебоями.
Серега оборачивается ко мне:
— Георгий Константинович просил передать. Сегодня вечером готовы будьте.
— Зачастил он, зачастил, — говорю я.
А Серега ухмыляется.
— Ну, зачастил или нет — не наша забота. Тебе, может, таблеточку разбодяжить? Или пивка?
Мне внезапно становится хреново. Распахнув дверь ванной, я кое-как включаю кран. Меня тошнит. Похоже, я теряю сознание. Роняю башку в раковину. Едва не захлебываюсь. Отверстие слива забито чем-то мерзким.
Очнувшись, я дергаю дверную ручку. Не заперто.
Осторожно, на цыпочках я спускаюсь по лестнице. Выхожу в холл, залитый солнцем. На леопардовом диване расселся Серега. Он включил телевизионную панель. Кажется, он увлечен происходящим. Но пройти мимо него не представляется возможным.
— Ты не спеши, — говорит он мягко.
И протягивает мне стакан с лекарством. Таблетка еще не растворилась полностью, на дне вертятся снежные вихри.
— Пей, пей, поправляйся, — заботливо повторяет Серега. — Кино вот посмотри.
Я присаживаюсь в кресло. На экране — сплошной экшн: люди в блестящих, новеньких БМВ расстреливают сильно помятый «мерседес». На новый продюсер пожалел денег, отмечаю я.
«Мерседес» наконец взрывается и вяло горит. Выглядит это совершенно неправдоподобно.
— Неправильная пиротехника, — говорю я хрипло.
Серега внимательно смотрит на меня:
— А ты чего, правильную видел?
— Доводилось, — говорю я.
Но Серега не верит.
— Хорошо вам, интеллигенция. — Он закидывает ногу на ногу. — Все-то вы видели, обо всем знаете. Людей лечите, фильмы вон снимаете. Только не отвечаете ни за что по жизни. Хорошая работа.