Я живо вспоминаю, как полз по сырой траве от горелого «мерса». Как пахло жареным, а я все ждал своей очереди.
— Так себе работа, — говорю я.
— Правда, фильмы я люблю. Сам бы снял чего-нибудь. Про нас про всех. Как оно начиналось… и чем кончится.
Здесь Серега тяжко вздыхает. Его прозрачные глаза как будто даже туманятся печалью. Затем он снова становится серьезным:
— Короче, Георгий Константинович велел предупредить: сегодня следующую серию смотреть будем. На вечернем сеансе.
— Какую еще серию?
— А вот этого он не говорил. Но обещал это… реквизит подвезти.
Реквизит привезли в затонированном джипе. Как всегда, под вечер, подальше от любопытных глаз. Лунный фонарь висел над на крыльцом, и волны в бассейне переливались таинственно. Я вышел посмотреть, но Жорик (в свежем костюме, импозантный) приобнял меня за плечи и увел в дом.
— Эх, Артём, Артём, — сказал он. — Дорогой ты мой. Я ведь тебе сюрприз приготовил, веришь, нет?
— Сюрприз?
— Ага. Еще какой. Это помимо премиальных. Ты, наверно, думаешь — черствый человек Георгий, раз на «бентли» заработал. А я вовсе не черствый… Я все понимаю. Я вижу, как ты мучаешься, Артёмыч, вот и пьешь каждый день… Но ты не волнуйся. Все когда-нибудь кончается.
Мы уже стояли у двери подвала. При последних словах я вздрогнул.
— А сюрприз тебе понравится, — пообещал Жорик.
И вот кресло похрустывает под весомым пациентом. Привычный бессвязный бред Жорика принимает видимые очертания. Я слушаю пульс и врубаюсь. Это и вправду новая серия.
Сводчатые потолки бывшего купеческого склада выкрашены масляной краской. Лампы дневного света жужжат и моргают, но дневным светом здесь и не пахнет, а чем пахнет — разговор отдельный. На стенах развешены бумажные плакаты патриотического содержания, с молодцеватыми военными, отдающими честь кому-то важному, кто на плакате не поместился. Вдоль стен — ряды стульев, а на них — ряд разномастных самцов-недоростков в одних трусах. Это допризывная медкомиссия. Герою шестнадцать. Он ёрзает на сиденье, ёжится и потеет. Его пот жирный и вонючий.
Многим знакомы военкоматские медкомиссии, похожие на конскую ярмарку. Врачи служат там годами, и их карма черная, как сапог. Вереница стреноженных жеребцов проходит перед ними, и каждому на круп надо поставить штампик, отправляя кого под ярмо, кого на убой. Некондиционное мясо встречается редко. У нашего Жорика есть все шансы пойти на колбасу.
Вот подходит очередь, и он заходит в кабинет. Там — несколько специалистов, и надо обойти всех; Жорик озирается, но ближайший чувак в белом халате строго его окликает:
«Исподнее — снять».
Жорик скалит зубы. И верно: остальные допризывники топчутся в кабинете с голыми жопами. Передок они прикрывают медкартами.
Прыгая на одной ноге, он снимает трусы, советские, белые, не слишком-то чистые. Живот выделяется, потный пах уже начал обрастать сивым волосом. Жорик вблизи довольно мерзок.
Врач окидывает его усталым взглядом. Задает вопросы. Отсылает к следующему.
Третий врач настырнее всех. Он просит Жорика нагнуться, раздвинуть ягодицы: в этом нет никакой необходимости, понимаю я, но врачу эти церемонии доставляют определенное удовольствие.
Вот он разворачивает юного воина. Приподнимается со своего стула, тянется и взвешивает в руке его мужское достоинство. Но тут, как в сказке, отворяется еще одна дверь, и Жорик впадает в ступор: он замирает, уставясь на того, кто вошел.
Это — медсестричка. Практикантка из училища. Розовая, как кукла, и со светленькими кудряшками. Ее и звать-то — Светка.
«Светлана, — упрекает ее один из врачей. — Ты бы это… стучалась, прежде чем».
А сам ржет втихомолку.
«Я же карточки принесла», — оправдывается Светка.
Жорик сопит. Рука доктора задерживается чуть дольше.
«С уздечкой нет проблем?» — задает он вопрос.
Наш жеребец не жалуется на уздечку. Он молча мотает головой.
«Ладно. По функциональной части — порядок?»
Медсестричка чуть слышно хихикает. В первый раз, что ли?
«Чего?» — не догоняет Жорик.
«Я говорю — половые связи уже были?»
Какой интересный доктор, думаю я. Что думает медсестричка Светка — совершенно неизвестно, но ее розовенькие ушки только что не шевелятся от любопытства.
А у Жорика вдруг шевелится тоже. Доктор смотрит на этот феномен, потом на самого Жорика. Прослеживает его взгляд.
«Так, всё, свободен, — говорит он, чтобы все слышали. — Ишь, растопырился».
Жорик прикрывается медкартой. Все смотрят на него, а он смотрит на Светку. Девчонка вспыхивает и исчезает за дверью.