Джордж и Джек Бейли, господин Ричардс, главный специалист по телесным модификациям, и три ассистента с азартом работают над лицом раба. Проколы делают, зафиксировав химеру в станке. Четыре дырки в хрящах на каждом ухе случились, в общем-то, быстро и, вероятно, не более болезненно, чем в салоне красоты. Йорн только зажмурился и рыкнул пару раз, осознавая, что с его телом обращаются как с собственностью – отнюдь не его, Йорна, собственностью. Потом пробили пятое отверстие в мочке правого уха. Руки в черных медицинских перчатках протирали повреждения дезинфицирующим раствором, Йорн видел небольшое количество крови на вате в пластиковом лотке. После этого надели кожаную сбрую, чтобы полностью обездвижить голову и шею. Пульс химеры в этот момент начал стремительно повышаться, но не от страха, а от чувства тоскливой мутной необратимости. Йорну думалось, что именно в тот момент он осознал, что все с ним происходящее, происходит в реальности и имеет вполне конкретные последствия. Точнее, решения, которые за него принимают эти люди имеют последствия, а ему остается только кусать твердый резиновый ограничитель, не позволяющий сомкнуть зубы на чьих-нибудь пальцах.
Аппарат для пирсинга установили на его левой ноздре, и толстая игла с сытым каким-то хрустом прошла сквозь хрящ, кровь потекла довольно обильно вниз к подбородку. Поврежденным пульсирующим сосудам позволили вытолкнуть из себя некоторое количество химерической крови, и два раза проделали ту же операцию с правой стороны. Два тонких ручейка побежали, попадая в рот, возбуждая в Йорне желание размазать по стенам расколотые черепа всех присутствующих. Бессильное, невыполнимое, бесплодное желание. Между тем ассистент уже ставил в уши продезинфицированные накрутки, сверяясь с небольшой распечатанной схемой. Йорн видел краем глаза дизайн аккуратных, сдержанных украшений простых геометрических форм, некоторые из них имели прозрачные небольшие камни. На самую верхнюю точку левого уха поставили вытянутую плоскую металлическую скобку, а в мочку правого уха вдели кольцо с квадратным сечением. Затем еще одна маленькая металлическая накрутка с камнем, омываясь в крови, села на левую ноздрю, а в подготовленное отверстие на правой было введено довольно тяжелое кольцо, кажется, тоже с какими-то камнями. Ассистент принялся ювелирными пассатижами затягивать замки, после чего в поле зрения образовалась газовая горелка, настолько миниатюрная с тончайшим соплом, что Йорн даже не представлял, что такие существуют. Но это была газовая, мать ее, горелка! Он рванулся изо всех сил, зная, что компьютеру шокера дают отбой во время подобных процедур, когда воспитуемый вполне может дернуться от боли. Йорн понимал, что конструкция мало поддается, но он хотел хотя бы что-то сделать, чтобы не чувствовать себя борзой сукой в станке для случки. Вокруг зашумели, заговорили.
- Йорн! Йорн! Прекращай! – перед его лицом возникла физиономия рано седеющего Джорджа Бейли в медицинской повязке. Он положил ладони в перчатках химере на щеки, и помассировал виски. – Успокойся ты! Ты думаешь, мы на тебе на авось опыты будем ставить? Вся технология давно отработана, мы просто сейчас заварим замки на изделиях, и все. Это секундная процедура: нагрев идет узким потоком, а кожу мы тебе в прилегающей зоне закроем жаропрочными пластинами. Все предусмотрено, поэтому не нервничай, не трать силы. Самое сложное еще не сделано, – он погладил химеру успокоительно по взъерошенной голове.
Йорн мог лишь закрыть глаза, чтобы ничего этого не видеть. В замки вполне могли залить каплю хорошего клея и получить тот же самый эффект. Но Джорджу было непременно нужно их запаять, сжечь мосты и превратить каждое украшение в неделимое целое с телом химеры. А “самое сложное впереди” – это мог быть только язык. Без анестезии. Потому как это столь же символично, что и запаивание ювелирных замков и расплавление резьбы на накрутках. Именно надвигающийся прокол языка Йорн ощущал как наиболее фатальную сдачу позиций. Позволяя Бейли влезть к себе в рот и наводить там порядок, Йорн чувствовал, что теряет последнее, что делало его нормальным, самостоятельным человеком.
Украшения на ушах заварили довольно быстро, но во время процесса сильнейшим образом нагревались сами изделия, ожогов вокруг отверстий было не избежать. Оба кольца в правой ноздре перекручивали замком наружу, а потом с болью вставили обратно. Ассистент, когда коллеги убирали горелку, тут же ловко прижимал к месту пакетик со льдом. Закрутку на левой ноздре, правда не смогли запаять, оставили съемной.
- Ну, что? – снова физия Джорджа и его повязка, шевелящаяся от дыхания, появились перед глазами Йорна. Бейли извлек резинку у химеры изо рта. – Как тебе удается не напустить слюней?
- Сглатываю, – рыкнул Йорн.
- Молодец! – Джордж потрепал его по волосам. – У меня две хорошие новости и одна плохая. – Осталось два прокола и два раза пройтись горелкой. Сейчас очень сильно мучиться не будешь даже без анестезии, но плохая новость в том, что к вечеру и в ближайшие дня три будет не на шутку хреново. Но бонус в том, что мы тебя пару дней не будем беспокоить, наша библиотека в твоем распоряжении, можешь начать постепенно готовиться к экзаменам.
Йорн прикрыл глаза.
- Эй, – легкий шлепок по щеке, – что надо сказать?
- Не помню...кажется... меня когда-то в школе учили говорить “пошел нахуй”, ...сэр.
За это вторую хорошую новость отменили, и оба прокола, в губе и языке, произвели нарочито медленно, иглой, притупленной специально для Йорнова удовольствия. В последующие месяцы он все меньше и меньше позволял себе дерзости, потому как одно за другим сыпались изматывающие тело и душу изобретательные наказания. Он стал вежливым, плавным и вкрадчивым, потому что в такой манере ему гораздо лучше удавалось сохранить некую видимость достоинства. И даже на Бейли это действовало: они видели в Йорне не подавленного раба, но хищного зверя, с которым можно играть, брать с собой в постель и наказывать за проступки, только если ты дрессировщик-суперпрофессионал. А им нравилось быть суперпрофессионалами.
Из “Протокола”:
«…Клейменый раб является неотторгаемой собственностью владельца, поэтому не может быть использован в сексуальных или каких-либо других целях сторонними лицами без согласия владельца. При отсутствии согласия рабу не запрещается уклониться от сексуальных действий сторонних лиц…»
«…Раб, выкупленный в собственность, подвергается процедуре клеймения. Владелец должен иметь официально зарегистрированный знак, который используется в качестве клейма. Клеймо устанавливается способом термического ожога на бедро или ягодицу раба. Категорически запрещается установление более одного клейма, а также клеймение частей тела, не указанных в данной спецификации…»
«…Настоятельно рекомендуется применение умеренных телесных модификаций после клеймения для символического обозначения перехода раба в новый статус. Пирсинг половых органов и языка является официальным требованием, отказ от которого может стать поводом для проверки характера отношений между владельцем и клейменым рабом. Допускается использование телесных модификаций в качестве меры наказания за серьезные проступки (см. приложение 11)…»
«…Клейменому рабу строго запрещено уклоняться от сексуальных действий официального владельца, а также намеренно делать свое тело непривлекательным. Раб обязан в любой момент времени быть сексуально доступным для владельца, испытывать и ясно демонстрировать возбуждение, подчиняться требованиям владельца и активно использовать предложенные методики для его сексуального удовлетворения…»
====== Ты раб не потому, что ты трус ======
Год спустя.
Памятуя о выбитых зубах и сломанном носе, которые имели место в предыдущий раз, когда Йорн увидел впервые свое клеймо, Джордж, расстегнул рабу ошейник и деликатно вышел из ванной, чтобы чудовище могло наедине с самим собой помыться и переодеться. Кроме того, Йорну предстояло, наконец, увидеть модификации, которые с ним проделали за два прошедших месяца в лаборатории, и по сравнению со спровоцировавшим последний крупный военный конфликт клеймом, по-прежнему красовавшемся на бедре раба, изменения были куда более значительные.
У Йорна было ощущение дежавю. Несколько минут он стоял, уперевшись левой рукой в черную стену ванной комнаты, похожей на сверкающую гранитную шкатулку. Он смотрел перед собой с чувством какого-то затупившегося от времени, всепронизывающего отчаяния. Не заглядывая в зеркало, Йорн, наконец, стащил с себя плотный облегающий комбинезон. Два месяца он провел почти постоянно в закрывающей глаза маске, также как в начале своей дрессировки полтора года назад. Ему не позволяли видеть, то что делал Джованни Пацци, а облегающие спортивные комбинезоны использовали, чтобы дополнительно защитить методично повреждаемую кожу, а также не позволять рабу к себе прикасаться. Йорн боялся смотреть на руки, но даже если бы он сейчас, как малодушный дурак, разделся и принял душ с закрытыми глазами, все равно отдалил бы неприятную встречу с самими собой не более чем минут на пятнадцать. Оставалось только повторять, что истерить поздно – полтора года, как поздно. Он нокаутировал Бейли локтем по роже за тавро и насмешку, теперь расплачивался за отсутствие смирения изуродованным телом. Закусив кольцо на нижней губе, Йорн развернулся к зеркалу и взглянул прежде всего на лицо. Чуть отлегло. Бейли очень нравилась его внешность, поэтому он позволил Джованни только доработать собственный старый глубокий шрам у Йорна под скулой так, чтобы он выглядел, словно щель между роботическими челюстями. Четыре косых вдавленных рубца имитировали любимый Гигеровский мотив прорезанных щек. Естественно, картина наблюдалась как с левой, так и с правой стороны. Также полоса шла параллельно краям его «полумаски», пересекала нос сразу за хрящом и уходила под челюсть. Линии были сделаны твердой, точной рукой, их утолщения и сужения, вдавленные и выпуклые рельефы казались легкими и элегантными, словно штрихи, брошенные на металлическую пластину мастером-гравером. В принципе, лицо чудовища сильно не изменилось, лишь приобрело еще большее подобие механистичности и искусственности. Джованни выжигал шрамы, которые больше походили на резьбу тонкой работы, и особенно хорошо удался эффект на синтетическом эпидермисе химеры.