Когда мои ноги уже было коснулись дощатого пола - да прибудет с нами Бог! - всё поплыло у меня перед глазами, и я начал медленно, очень медленно сползать на пол, пока почти у самой его поверхности чувства не покинули меня. Я не знаю, сколько это заняло у меня времени, но мне показалось с того момента прошла как минимум вечность. Когда я наконец очухался, я сидел на большой скамье. Я не мог полностью оценить площадь её поверхности, но могу с уверенностью сказать, что это была точно скамья, хоть всё и плыло перед глазами; а ещё там было много людей. Много-много людей; и они тоже сидели рядом со мной. По каждую руку от меня они бесчисленной вереницей тянулись куда-то вдаль. Сначала я толком не понял - я был на улице, или в каком-то помещении; но мою шею словно сдавливала невидимая удавка, и это явно не было моим обычным состоянием; а ещё там был этот свет, в таком алом, зыбком спектре который я раньше никогда не видел. Я долго не мог понять, откуда он вообще исходит, пока не поднял свою голову вверх, и не обнаружил, что его источником были большие, кровоточащие сгустки пламени, которые быстро метались у меня над головой и издавали странный, низкий, вибрирующий звук. В этом месте они парили под каменным потолком, чьи высокие своды заменяли в этом месте нам небо. Когда я понял это, я смутно начал подозревать, куда попал, поэтому я встал и промолвил:
«Я не должен быть здесь, я должен уйти». На это человек, сидевший слева от меня, как-то нехорошо улыбнулся и сказал: «Сядь на место. Ты НИКОГДА не сможешь выбраться отсюда». И голос его был настолько звонок, что мне показалось, что со мной говорил ребёнок, но не один ребёнок не может говорить с такой интонацией. Когда он произнёс это, он снова осклабился.
Тогда я поступил со своей стороны очень смело и громко сказал: «Именем Господа всемогущего, выпусти меня из этого скверного места». Был там ещё какой-то очень высокий человек, которого я раньше не видел, и сидел он на противоположной стороне скамьи, за которой сидел я. Рост его был выше роста дюжины взрослых мужчин, а его лицо было надменным и жутким. Он встал и протянул свои руки вперёд, ко мне; и когда он встал в полный свой рост, все эти люди, склонились перед ним с тяжелым вздохом, и на меня накатила волна дикого страха, и пока он взглядом изучал меня, я не мог выдавить из себя ни слова. Я чувствовал, что принадлежу ему, и он будет делать со мной то, что ему заблагорассудится, потому что я сразу понял, кто предстал предо мной. Он сказал: «Если ты поклянёшься, что вернёшься сюда, я могу позволить тебе... ммм... погулять какое-то время».
Голос его был густым и вязким, и эхо его прокатилось и тысячекратно усилилось этой бесконечной пещерой, растворившись в завывании пламени под сводом. Пока он сидел на своём месте, я почти не слышал этого звука. Он словно сдерживал его, но теперь он был повсюду, словно выла гигантская домна; и я ответил, израсходовав весь запас своих душевных сил, что у меня был: «Я обещаю, что вернусь! Во имя Господа, отпусти меня!» Потом всё померкло перед глазами и звуки все разом резко исчезли. Когда я снова начал осознавать себя, я сидел в этой самой постели и мои раны кровоточили, а вы и остальные в это время как раз молились.
Затем он замолк, и тыльной стороной ладони вытер со лба холодную испарину. Некоторое время я сидел молча. Видение, что настигло тогда его, и которое он только что так подробно мне описал, взбудоражило моё воображение, причём довольно таки сильно; и это заставило меня вспомнить одну арабскую сказку, повествующую о неком халифе и мрачных и бесконечных залах Иблиса, великолепием которых он так восхищался История, которую поведал мне этот человек, подстегнула моё любопытство, поскольку она была настолько пугающая в своём великолепии, что у меня не возникало сомнения в том, что создана она была подлинными чувствами и впечатлениями очевидца, ибо его тело, и его дух пережили всё это по-настоящему. Был во всём этом какой-то неприкрытый страх, свойственный человеку, когда он прикасается к чему-то не ведомому. И хотя соответствий его словам сказке оказалось не так уж и много, и само место вечного наказания выглядит несколько стандартно, им явно руководила чужая воля, что заставила испугаться даже меня, по крайней мере, я считал, что это именно страх. Наконец, он нарушил тишину. Его лицо исказила гримаса подлинного, неумолимого ужаса, которую я никогда не забуду.
- Ну, ваше святейшество, есть ли ещё надежда? Есть ли хоть какой-то шанс? Или моя душа навсегда заложена и обещана быть Его вечно? Теперь я полностью в Его власти? И, как бы я не старался, мне придётся вернуться обратно?