— Сегодня мне приснился сон. Я видел, как с неба на меня падает молодой орел. Они бил меня белым крылом, он выклевывал мне глаза. И я ничего не мог сделать. Только задыхался от крови.
— Тебя страшат проклятия королевы Тавии.
— Это тоже.
— Ты хотел завоевать мир и не услышать ни одного проклятия?
— Здесь все не так. Почему никто не сдается? Почему они спешат умереть? Они не знают, что такое страх. И они верят, что потомок Хеседа рано или поздно вернется.
— Тогда…, — маг задумчиво обвел контуры Ара-Лима густым вином. — Тогда остается одно средство.
— Что ты предлагаешь, Горгоний? Мой отец всегда слушал твои мудрые советы. И я, его сын, всегда прислушивался к ним. Что сделать мне, чтобы эта страна навсегда забыла о наследнике?
Маг сжал пальцы в тугую щепоть, дунул на них. На кончиках пальцев показалось крошечное пламя. Горгоний медленно поднес огонь к карте. Пролитое вино вспыхнуло желтым пожарищем. И месте Ара-Лима осталось только черное выжженное пятно.
— Сделай так, чтобы никто и никогда не вспоминал о наследнике.
Каббар вскочил, опрокинув кресло, расставив руки, склонился над черным пятном Ара-Лима:
— Да, — маг Горгоний непроизвольно вздрогнул, услышав зловещий шепот императора. — Я сделаю это. Я уничтожу всю страну. Я вырежу всех жителей. На всем просторе от реки Фис до Восточного побережья не останется ни одного живого существа. Я превращу Ара-Лим в пустые земли, на которых не сможет расти даже трава. И когда наследник вернется…, если вернется, то никто не вспомнит, кто он такой. И ты, Горгоний, мне в этом поможешь.
Маг смиренно склонил голову.
Конечно, он поможет. И не ради кровожадного мальчишки, руками которого создана империя для Избранных. Не ради призрачных богатств, которые не нужны Избранным. Он поможет императору ради себя самого. Уничтожив Ара-Лим, они уничтожат последний оплот Крестоносцев, и тогда Избранным ничто не помешает властвовать во всем известном Мире.
ХХХХХ
— … Отдайте им детей, — повторил колдун Самаэль, указав посохом на ношу лесовика.
Йохо неторопливо снял корзины, поставил у ног. Затем резко прыгнул вперед, на ходу вытаскивая нож. Ганна, мгновенно оценив ситуацию, вскинула лук. Нацелила стрелу точно в лоб колдуна-Крестоносца.
— Сейчас, — усмехнулся лесовик недобро. — Только уши от твоей лжи прочищу. Ты у меня первый под ножом очутишься. Давно хотел кровь тебе пустить, еще когда зубом мучился. Чувствовал, что в тебе зло таится. Жаль, поздно рассмотрел.
Говоря это Йохо шашками мелкими к колдуну неподвижно стоящему приближался. Следил внимательно за горняками, которые, к удивлению, даже топоров из-за поясов не вытащили.
— Глупый ты лесовик, хоть и смелый до невозможности, — улыбнулся колдун.
— Хоть и глупый, но так просто наследника не отдам, — перебил колдуна Йохо. — Не ты первый, кто меня в западню поймал. Не ты последний, кому глотку перережу.
Колдун только пальцем пошевелил, и пальцы лесовика от нестерпимого жара сами разогнулись. Выпал клинок добела раскаленный из руки. А стрела, что ганной в тот же миг отпущена была, замерла в воздухе, к ногам Крестоносца бесполезной тростинкой упала.
Колдун, вместо того, чтобы лесовика и ганну к смерти подтолкнуть, рассмеялся беззлобно:
— Что ж вы меня старого в предательстве обвиняете? Не выслушаете до конца колдуна, в котором Крестоносца не признали. Думаете, в капкан, негодяй, вас заманил? На детей невинных позарился?
— Иного от тебя не ждем.
Лесовик руку, заклинанием колдовским ошпаренную, к груди прижал. Быстро огляделся, ища путь к спасению. Да только тяжело найти то, чего не существует. Не лес родной, скалы черные вокруг. И врагов не один десяток.
— Давно меня в предательстве не обвиняли, — смахнул Самаэль с глаз слезу смешливую. — Детей горнякам отдаю не для того, чтобы предать. Для того, чтобы вы, глупые, к горным переходам непривычные, на камнях не поскользнулись, да корзины не выронили. А горняки в этом деле более сноровисты. Им по камням ходить, что тебе лесовик, по деревьям лазать. Не оступятся, не споткнутся.
Йохо хмыкнул озадаченно. На ганну притихшую посмотрел.
— А не врешь, колдун?
— Если бы врал, ты бы моего вранья не различил. Давно бы мертвым валялся, под деревом или под кустом. Назад оглянись.
За спиной у ганны и лесовика, близко совсем, непонятно откуда взявшиеся, стояли четыре горняка, за ручки корзины с младенцами держали. Улыбались дружелюбно, не насмехались.