Последний взгляд на карту колдун бросил. Провел широко сжатыми пальцами над пожарищем. И на карту опустился черный саван, из воздуха сотканный. Закрыл тех, кто уже мертвым был, и тех, кто еще мертвым будет.
Только не спрятал саван одинокого всадника, который, коня загоняя, мчался от угасающей Мадимии в сторону мертвой поляны, в сторону дуба сухого, под корнями которого лежали еще со старого времени тринадцать лесовиков, заживо в костер лихими людьми брошенные.
Колдун в темноте нашел дверь железную, поднялся по ступеням в дом, обвел невидящим взглядом утварь простую. Не взяв ничего, кроме посоха кривого, да сумки наплечной, загодя приготовленной, вышел в сад тихий. Не оборачиваясь отошел на край деревни и скрылся на опушке леса.
И видел лесовик Фуль, от соседки сладкой домой возвращающийся, как сгустился воздух над домом колдуна. Как всосал он в себя и деревья кривые, и кусты шиповника, и даже калитку скрипучую. А когда испуганный лесовик глаза протер, да знак охранительный сотворил, то увидел на месте страшного видения только серый валун, который не обхватить даже десятью парами рук. И если бы лесовик Фуль читать умел слова тайные, то разобрал бы на валуне надпись, огнем горящую.
«Ара-Лим пал».
ХХХХХ
— Вот же какая зараза, — бормотал Йохо, скользя между хлесткими ветками, да продираясь ловко меж колючек кустарника густого. — Принеси ему, что найдешь… Нашел работника. Сам бы сбегал, не развалился. Или ворона послал. Авенариуса. Дал же бог имечко. Так нет. Меня нашел. Глупого, да больного.
Может, плюнуть на все? Уйти в чащи непроходимые. Затаиться на время. Так найдет. Рано или поздно найдет. Он же колдун. Или солдатам сдаст. Те костьми лягут, а отыщут. Принесут в подарок веревку длинную, да жизнь короткую. Зуб разом пройдет.
На тропе тайной, одному ему известной, попал под ногу камень светящийся. Лесовик зло пнул камень, богатством наполненный, не ко времени встретившийся. В другое бы время ласково поднял, поговорил бы по-доброму. Обтер рукавом, да спрятал в сумку подальше от глаз посторонних. Так ведь не ко времени. Но место приметил.
— Вернусь. Вот как от зуба старик избавит, так сразу и вернусь. Но сначала выслежу птицу болтливую. Шею сверну, чтоб, значит, не каркала много. Да и колдуну кровушку слить не мешало бы. Ох, беда…
Много на совести Йохо греха имел. Лихим он был лесовиком. Случалось, и кровь случайным встречным пускал. Особливо солдатам, которые в лес по глупости забредали. Каменья светящиеся искали. Случалось, и он на засады злые напарывался. Желающих от него, от Йохо, избавиться предостаточно. Да только где они, эти охотнички? Давно родственниками оплаканы, да в землю глубоко зарыты. Или на кострах сожжены. Так что, одним колдуном меньше, одним больше, на загробную жизнь сильно не скажется.
Тропа, для глаза чужого незаметная, взметнулась в гору. Йохо убавил шаг, сохраняя дыхание.
Он с детства раннего этими тропами хаживал. Сначала дед его науке лесной учил. Потом отец, до того как стрелу шальную в сердце принял, разуму обучал. Знал Йохо где бегом бежать, а где тихо полежать. Лес спешки не любит. И чужих не любит. Поторопишься, оступишься. Или в яму незаметную, или в ловушку, другим лесовиком поставленную. Не на зверя, а на случайного прохожего. Зачем? А вот так положено. Каждый дом свой охраняет, как может. Как умеет.
Не зря же места здешние королевские легронеры стороной обычно обходили. Боялись. Раз только кодра в пять десятков солдат в деревню заглянула. Обрадовали, что налог на камни светящиеся в связи с войной ожидаемой в гору пошел, да и уйти посмешили. Ушли, да невесело. Кого лесовики ночью ради баловства не избили, не изувечили, тот в бегстве в ловушки хитроумные лесные угодил, да с неделю подмоги дожидался, лесовиками от щедрой души едой поддерживаемый. Такой лесовики народ гордый. Не любят они чужаков.
Да вот только с той поры лесовикам из леса нос не высунуть. Королевские легронеры ловят каждого, у кого уши в трухе деревянной, да на первом пне все штаны задние в кровь плетками изукрашивают.
Место у дуба тысячелетнего Йохо знал хорошо. Места там были не то что темные, но так… небезопасные. Много раз лесовик слышал, как заунывно пели по ночам у сухаря лесного души тех, кто под кореньями похоронен. Еще его дед рассказывал, что давным-давно, когда и деревни на берегу реки Вьюшки не было, под дубом злые люди умертвили тринадцать лесовиков. За то, что отказались они степнякам тайные кладовые указать, по тропам заветным провести. А степняки народ лютый. Долго не церемонились. Спалили лесовиков под дубом одним жарким костром. С тех пор дерево сухое стоит, корнями могилы детей своих охраняет, влагу мертвую пить не желает.