— Э-э… это вы уж слишком, господин Мотоути, — покашливая, сказал. Вакасо. — Конечно, пострадавшие будут вознаграждены. Ну, не сто миллионов, правда, но все же… Думаю, вы получите достаточно, чтобы безбедно прожить до конца своих дней.
— Хоть по сто тысяч досталось бы! — Сэндо, мокрый от волнения и разочарования, выглядел таким жалким, что даже механику стало жаль его.
— Ничего, Тотими-сан, — серьезно проговорил он. — Выдадут достаточно для того, чтобы безбедно дожить свой век. Впрочем… ведь теперь все равно не выдадут — мы подписали воззвание…
Вакасо засмеялся:
— Вы большой весельчак, господин Мотоути. Но не надо шутить так зло. Господин Тотими может обидеться. Я не думаю, чтобы ваши подписи как-нибудь повлияли на вопросы компенсации.
Сэндо, отвернувшийся было к стене, стремительно сел на постели:
— Не повлияют, вы говорите?
— Конечно, нет.
— Дайте-ка мне карандаш и эту штуку. — Он долго примеривался, крутил карандашом над бумагой, поглядывая исподлобья то на Вакасо, терпеливо сидевшего на стуле, то на Мотоути, затем вдруг решился и торопливо нацарапал свою подпись. — Я тоже не хуже других, — пробормотал он. — А вдруг это все-таки поможет?
Когда Вакасо распрощался и ушел, унося под мышкой свой портфель, Мотоути долго лежал на спине, закинув руки за голову, и размышлял. Пожалуй, вряд ли он поставил бы свою подпись, если бы не был сам жертвой «пепла Бикини»… если бы не приходили к нему со всего света слова привета и утешения… если бы не плакала Умэко… если бы… Нет, Мотоути изменился. Изменился и никогда не станет прежним. А сэндо…
Он заснул…
Утром больные, доктора, Токио, вся Япония узнала, что у радиста Кубосава отказывается работать сердце.
Палата N311
— Удзуки-сан! Удзуки-сан!
Профессор с трудом раскрыл глаза и сел на кровати. За окном кабинета было темно, на потолке застыл световой квадрат от наружного фонаря.
— Удзуки-сан! Вы проснулись?
— Да-да. В чем дело?
— Кубосава опять плохо. Слабеет сердце.
— Иду. — Удзуки неловко поднялся на ноги и взглянул на часы.
Четверть второго. Значит, он проспал всего полчаса. Полчаса за последние двое суток. Но сон уже улетел от него. Он наскоро причесался и вышел в коридор. Ковровая дорожка заглушала шаги. У двери в палату он помедлил, машинально разглядывая табличку с номером «311». Палата N311. Уже несколько месяцев внимание всей Японии приковано к этой палате. Да и только ли Японии?..
Кажется, весь мир неустанно следит за борьбой со смертью, которая идет сейчас в стенах этого госпиталя. Весь мир хочет знать, чем окончится история болезни пациента палаты N311, удастся ли профессору Удзуки и полковнику Нортону сохранить эту жалкую человеческую развалину, которая вот уже полгода мечется между жизнью и смертью за этой дверью… Профессор тряхнул головой, как бы отгоняя не относящиеся к делу мысли, и решительным движением толкнул дверь.
В палате было светло и немного душно. Посредине на койке, головой к южной стороне, лежал укрытый простыней Кубосава. Желтое с пепельным оттенком лицо его отчетливо выделялось на фоне безукоризненной белизны постельного белья. Глубоко в нос уходил резиновый шланг от кислородного датчика [31], стоявшего рядом на столике со стеклянной крышкой. С другой стороны у койки стояли две женщины и девочка — жена Кубосава, Ацуко, теща Киёко и старшая дочь Умэко. Все трое смотрели на больного широко открытыми застывшими глазами. Дежурный врач, видимо только что проверявший пульс, засовывал в карман хронометр.
— Пульс пропадает, — шепотом ответил он на вопросительный взгляд Удзуки.
— Кислород?
— Непрерывно.
— Температура?
— Тридцать шесть. Думаю, скоро упадет еще ниже.
— Введите тонизирующее. [32]
Пока врач готовил шприц, Удзуки отошел к окну, откинул портьеру. На подоконнике лежала груда бумаг. Это были телеграммы со всех концов страны с выражением соболезнования, с призывом не терять надежды, с наивными, но искренними советами. Удзуки взял одно из них: «Как это могло случиться? Что можно поделать, если не в силах человеческих помочь вам? Неподалеку от нас есть храм, в нем имеется каменная статуя Будды, именуемая «Гёгё-сама». Если потереться с молитвой больным или ушибленным местом об эту статую, то болезнь как рукой снимет. Я сам испытал это. Особенно, как говорят, таким способом хорошо изгонять злого духа из печени. Не теряйте надежды, держитесь твердо…»