— Мне все ясно, мистер Нортон, — прервал его Митоя. Он морщился, словно от боли. — По-моему, это очень похоже на преступление.
Нортон насупился.
— Вы понимаете, коллега, мне не приходится оправдываться. Это большая неприятность. Очень большая. Но, по-моему, вы сгущаете краски. Преступление… Я бы сказал, несчастный случай. Вашим рыбакам просто не повезло, вот и все. И если это вас утешит, пострадали не только они. Проклятой пылью были осыпаны все близлежащие атоллы, в том числе два или три обитаемых. Поражено более двух сотен туземцев и несколько американцев. Американцев, коллега! Правда, их сразу отправили в госпиталь на Кваджелейн, и их состояние, кажется, уже не вызывает опасений. Если бы капитан «Счастливого Дракона» догадался подать сигнал бедствия, с его экипажем тоже все было бы в порядке. И потом, кто виноват, что они забрались в запретную зону? Не смотрите на меня так, будто я виноват во всем случившемся. Конечно, наши военные проявили известную неосторожность. Поверьте мне, я никогда не был сторонником этих… этих экспериментов. Но наше дело — лечить, а не разбираться в сложных и спорных политических вопросах.
Он помолчал, покусывая нижнюю губу.
— Скажите, пожалуйста, коллега, как вы намерены лечить этих людей? Насколько мне известно, у вас и у вашего персонала нет ни необходимых знаний, ни оборудования, ни медикаментов. Или я ошибаюсь?
Директор госпиталя склонил голову в знак того, что гость не ошибается.
— Убедившись в правильности моих догадок относительно природы их заболевания, я сразу же решил обратиться к профессору Удзуки. Сегодня я звонил к нему и просил зайти, но… — Митоя был настолько раздражен, что позволил себе подпустить собеседнику шпильку: — У господина профессора Удзуки, вероятно, и без того слишком много дел подобного рода. Он так и не пришел.
— Да, — спокойно подтвердил Нортон, — за последнее время в отделения нашей комиссии поступили новые партии жителей Хиросимы и Нагасаки с рецидивами лучевой болезни. Дела сейчас там по горло и для наших и для ваших специалистов. Но мистер Удзуки не пришел к вам совсем по другой причине.
— А именно?
— По предложению властей он подготавливает для экипажа «Счастливого Дракона», в том числе и для ваших пациентов, места в другом госпитале — в Первом Национальном.
Митоя только слегка пожал плечами. Выражение его лица не изменилось.
— Еще один вопрос, мистер Нортон, если позволите. Насколько я понял, профессор Удзуки не почтил меня своим посещением потому, что взять на себя этот труд решили вы. Не скажете ли, чему я обязан…
Нортон усмехнулся и нерешительно поскреб подбородок.
— Видите ли, — сказал он мягко, — мы считаем, что пристальное наблюдение за ходом болезни… и за ходом лечения, конечно, может дать мировой науке массу ценнейшего материала по особенностям лучевых болезней, тем более, тут такой необычный случай.
Директор госпиталя Токийского университета сегодня удивлял самого себя. Он грубо, почти вызывающе сказал:
— Американские ученые будут экспериментировать с японскими морскими свинками? Так это следует понимать? А если морские свинки откажутся от экспериментов?
Нортон нахмурился.
— Повторяю, коллега, вы слишком сгущаете краски. Я понимаю ваше настроение и… и все такое. Но давайте смотреть на вещи здраво. Следует не препираться, а стараться облегчить участь этих несчастных. — Он помолчал и угрюмо сказал: — Не будете ли вы любезны показать мне моих будущих пациентов?
Гость и хозяин поднялись одновременно. У дверей Митоя задержался, вежливо пропуская вперед Нортона.
Жертвы
Хомма рвало. Его маленькое, исхудалое тело судорожно изгибалось под простыней, на потемневшем лице, изуродованном желтыми буграми нарывов, выступил обильный пот. Спазмы сводили горло мальчика, и из безобразно раскрытого рта текла тягучая, липкая слюна. В промежутках между спазмами Хомма громко и хрипло, со всхлипами, стонал и ругался:
— Тикусё… А, тикусё-мэ-э[23]…
Остальные больные и служитель молчали. Капитан Одабэ лежал, завернувшись в простыню с головой, сэндо Тотими, сморщившись, тайком от служителя занимался запретным делом — выдавливал на руке зудевший гнойник. Механик Мотоути подобрал брошенную служителем газету и читал про себя, шевеля губами. Потом он вдруг приподнялся на локте и крикнул, не отрывая глаз от текста:
— О-ой, Одабэ-сан! Сэндо!
Капитан высунул лицо из-под простыни. Сэндо, не оборачиваясь, прохрипел:
— Чего тебе, Тюкэй?