Дальнейшее Торк помнил урывками.
Помнил, как он, с все еще не очнувшимся орком, камнем вошел в воду, как оттолкнулся из последних сил ногами от каменистого дна и вынырнул на поверхность, как до последнего момента держался на плаву сам и удерживал Сауруга.
Помнил, как река нырнула в тоннель, а спустя какое то время вынырнула уже среди отвесных скал. Здесь она впадала в небольшое озерце, окаймленное по берегам низко наклонившимися ивами.
Вот за их ветви Торкел и уцепился, почти теряя сознание…
Торкел медленно открыл опухшие от укусов веки.
Постепенно взор его прояснился, и он увидел еще мокрых друзей, бессильно лежавших рядом с ним на отмели.
— Эй, — простонал он, мысленно проверив, есть ли у него ноги и руки. Все перечисленное болело и, следовательно, имелось в наличии. — Со мной вроде все в порядке. Как вы там?!
Айслин, простонал в ответ:
— Не знаю! Хорг меня дернул за язык рассказывать тебе о водопаде! Меня до сих пор всего трясет! Там же могли быть камни!
Торкел усилием воли заставил себя встать.
Ноги, руки целы, лишь все тело ноет от укусов этих треклятых насекомых, а самое главное мешочек, что висел у него на поясе и где покоился изумруд, был цел.
— Если бы меня поставили перед выбором, — продолжал делиться впечатлениями Айслин, — быть съеденными бабочками или прыгнуть в эту бездну, я бы, наверное, выбрал бабочек. Я так боюсь высоты… до ужаса!!! Если бы Торкел не схватил меня за шиворот!..
— Вот и выходит, что тебя надо чаще брать за шкирку, для твоего же блага! — подытожил Сауруг.
— За шкирку надо взять тебя, чтобы ты оставил свою гнусную привычку ловить и жрать все, что попадется по дороге! — заорал еще не оправившийся от пережитого маг.
Сказано было справедливо, и Торкел согласно кивнул.
Сауруг отвернулся от них и, сняв рубаху, принялся ее выжимать.
— Я что ли виноват? Детство тяжелое… голод опять же… привычка это! — ворчал он.
Торкел взглянул на него, чтобы еще раз напомнить, что Айслин, в сущности, прав, но осекся. Сауруг выглядел настолько странно, что…
Айслин, перехватив его взгляд, ухмыльнулся.
— Странно, правда?!! Чистый Сауруг — ради этого зрелища стоило прыгать в бездну!
Торкел беззвучно рассмеялся. Он только сейчас вспомнил, что орки ненавидят воду и никогда не моются.
— Как же ты выплыл? — спросил он. — Ты умеешь плавать?
— Да, — ответил Сауруг. — Умею пока не намокну! После этого иду ко дну!
Как оказалось, их обоих держал на воде прекрасно друживший с водной стихией Айслин.
Снимая с себя мокрую одежду, Торкел заметил на рубахе прилепившуюся мертвую бабочку.
Осторожно взяв ее пальцами за крыло, он принялся рассматривать. То, что он увидел, поразило его до глубины души.
На полупрозрачном крыле среди прожилок отчетливо виднелся рисунок, как бы татуировка — молот и мотыга…
Ничего, не сказав друзьям, он опустил бабочку на воду и долго глядел вслед уносимому течением тельцу насекомого.
Куда интересно теперь переселится неуспокоившаяся душа?
Развесив вещи сушиться и нарубив дров для костра, друзья стали подсчитывать потери. При неясном свете костра выяснилось, что они потеряли: меч и котомку орка, где он носил половину припасов; заплечный мешок Айслина вместе с уложенной туда кольчугой, подаренной Императором; ну и Торкел потерял свой кинжал, полученный от того же Императора. Он вылетел из ножен при падении.
Посовещавшись, они единогласно признали потери несущественными. Теперь им предстоял долгий путь в обход горы Драго, ведь водопад находился со стороны противоположной той, с которой они начали восхождение.
Торкел поднялся и, полной грудью вдохнув свежий воздух, скомандовал подъем.
Орк, дежуривший последним, вскочил так, словно всю ночь ждал команды, а вот разоспавшийся маг лишь злобно приоткрыл один глаз. Вторым он, видно, продолжал досматривать нечто приятное, явившееся ему во сне.
— Что такое? — недовольно проворчал он.
— Вставай, вставай! Некогда разлёживаться! — командовал Торкел, энергично размахивая руками и разминая затекшее тело.
Айслин проворчал про себя, что, мол, некоторым из них, в отличие от других, необходимо освежить полновесным сном уставшие от напряжения мозги, каковых у, упомянутых последними, отродясь, не бывало, а даже если и присутствовали, по недоразумению в ничтожной толике, так уж точно совсем без злого умысла пользования ими на радость окружающим.