Исповедь его звучала откровенно.
— Рана, нанесенная драконом — сторожем неизлечима, — добавил он и Торкел вздрогнул. Почему-то он ждал этого, боясь признаться в этом самому себе.
— Именно так уходили в мир теней все, кто приходил, — печально и глухо продолжал Лагрэф. — Мне оставалось только ждать, когда это произойдет и моя свита пополнится еще одним призраком. Уходили все… все кроме меня. Я знаю, как это исправить… протяни руку с Камнем ко мне…
— Не делай этого! — встрепенулся Торкел. — Он хочет погубить тебя в отместку!
— Вряд ли, — ответил Айслин. — Но и в этом случае у меня нет другого выбора — я чувствую, что во мне начинаются какие-то изменения и я не в силах справиться с ними. Я сам не смогу уже ничего изменить. Времени на исследования нет! Остается довериться ему!
— Может быть, поможет Оладаф!
Айслин покачал головой.
— Нет времени ждать!
Он протянул руку с Камнем на ладони.
— Если, что-нибудь пойдет не так — я потрачу все силы на то, чтобы убить тебя! — предупредил Торкел.
Лагрэф вперился в него взглядом.
— Как он зовет меня! — с тоской сказал он. — Если бы вы слышали, как он плачет и зовет меня поиграть. Он ведь как ребенок… маленькое дитя, которое любит играть. Его ли вина что игрушки такие страшные!
— Нет, я не могу, — продолжал он уже не с ними, а с невидимым собеседником.
— Не противься, сделай это.
Камень рассерженно вспыхнул, и руку обожгло холодным огнем.
Айслин дернулся от боли и Торкел едва не спустил курок. О, чудо!!! Рана затянулась на глазах.
— Что с тобой? — испуганно вскричал Торкел.
— Все… все в порядке, — ответил Айслин, присев на траву… кружилась голова. — Все в порядке… раны больше нет… мне лучше!
— Ты мог бы стать великим врачевателем, — сказал он немного погодя Лагрэфу.
— Я мог бы стать кем угодно, — на лице Лагрэфа застыла печальная улыбка. Он будто разговаривал и с ними и с кем-то еще.
— В нем колоссальная сила, но я так и не разобрался во всем…
Лесных тварей, защищающих лес, он создал сам, по-видимому, чтобы нам не мешали, и он же придал им материальность, и способность жить на свету…
Я пытался добиться такого же и для остальных, но!!!..
Он на миг закрыл лицо ладонями, но тут же снова выпрямился и, взглянув на Торкела, поднял подбородок.
— Стреляй же рыцарь — я устал ждать!
Лагрэф был как на ладони, но Торкел все медлил.
— Ты же сам сказал, что для тебя гибельна черта, разделяющая наши миры… переступи ее — покончи со всем этим сам!
Лагрэф поник головой.
— Ты прав… наверное, я должен испытать и это, чтобы заслужить прощение… — он вздохнул, словно перед прыжком в воду и вдруг рассмеялся.
— Не страшно, но как-то волнительно!.. Наверное, я все-таки увижу ее. Надо придумать, как оправдаться… ох уж эти женщины!
Прощайте и удачи вам. Дети мои за мной…
Он вздохнул и шагнул вперёд.
Фигура его стала ещё более туманной, и в глазах уже не отражались блики костра, лес за ним заколебался, темнота раздвоилась, размножилась, и потянулись за ним к последней гибельной черте — Кордиго, приветствовавший их взмахом странной своей шляпы, девушка с туманными очами, шипастая ящерица… семейство ежей… подросток в одежде пастушка.
— Клинко! — рядом с Торкелом обнаружилась, Луола, протирающая глаза.
— Это же Клинко?!! Клинко!!!
Пастушок поднял голову, взглянул на девочку, приветственно махнул ей рукой и, не замедляя шага, вошел в черту.
— Да, — после долгого молчания произнёс орк, — Вот и разобрались.
Айслин посмотрел на свою руку — от страшной раны оставался лишь едва заметный розовый рубец.
На вторые сутки стало понятно, что что-то не так.
В первую ночь Айслин держал Камень в дорожной суме рядом с собой… во вторую же он с каким-то непонятным растерянным и неуверенным выражением лица, пряча от остальных глаза, положил суму к костру и лег подальше.
Торкел внимательно следил за его манипуляциями, но воздержался от расспросов, ожидая, видимо, когда же он сам затеет разговор. Они так и уснули, не произнеся ни слова.
Это же молчание продолжилось и на следующее утро… и весь день, и весь вечер.
— Надо поговорить! — сказал Торкел, вороша веткой уголья в костре.
— Думаю, у всех найдется что сказать.
После долгого молчания Айслин вздохнув, выдохнул из себя. — Сны!
Он произнес это с такой горечью, будто предавал кого-то или нарушал данное кому-то слово.
— Сны! — подтвердил Сауруг и вполголоса выругался.