«Месяц такой жизни и нас можно будет катать по полю как шары», — уныло подумал Торкел и едва не выругался.
Ругаться было запрещено! Даже Айслин с Сауругом от нечего делать постоянно обменивающиеся придуманными ими ругательствами теперь обращались друг к другу, словно женоподобные вельможи при дворе Маллена.
Они перевалили через очередную гряду низких холмов.
Конь Торкела шёл впереди, потому рыцарь и заметил опасность первым.
От холмов, на одном из которых они стояли, на добрых пятьдесят полётов стрелы тянулась абсолютно плоская равнина без единого кустика. Их и не могло быть, так как каждой осенью, дождавшись нужного ветра, имперцы поджигали степь.
Дальше пролегала та самая знаменитая «Зелёная Линия», но прорваться к ней сейчас было невозможно.
Равнина кишела таврогами — их собралось здесь сотен восемь, а то и все десять. Они поливали земляные валы дождём стрел, но имперцы отвечали им мене густым, но более действенным огнем арбалетов.
Командир защитников Линии, видно, вывел в поле отряд конников в безнадёжной попытке рассеять врагов и прекратить губительный поток стрел, медленно, но верно уменьшавший количество имперских пехотинцев. Торкел видел, как над схватившимися отрядами какое-то время еще реял штандарт конного отряда с изображённым на нём единорогом, но людей оказалось слишком мало — и знамя вскоре попирали сотни копыт торжествующих нападавших.
— Теперь всё. Конец им! — уверенно сказал Торкел и зарядил арбалет.
— Сейчас тавроги прорвутся к тропам и довершат своё дело.
И, словно услышав эти слова, тавроги рванулись на тропы, откуда совсем недавно выезжала тяжелая конница Кайса. Навстречу им понеслись редкие залпы арбалетных болтов. Часть атакующих на полном скаку рухнула под копыта коней, зелень степи окрасилась красным, но конная лава только наращивала скорость, не считаясь с потерями. Торкел знал, что по поверьям таврогов воин, погибший на полном скаку, после смерти превращается в святого и попадает в прекрасный мир, где его ждут пиры и наложницы. Он знал, что разогнавшуюся лаву таврогов не остановить ничем.
Казалось, ещё мгновение — и всё.
Но тут навстречу лавине врага выступило новое существо. Вернее, не существо, а рукотворный механизм.
Айслин изумленно охнул, Торкел удивленно поднял брови, а орк длинно и бессвязно выругался, несмотря на запрет.
Гигантская удлинённая деревянная коробка — повозка, с навешанными со всех сторон стальными пластинами; десять широких колёс, призванных выдержать по всему видно внушительный вес сооружения…
… по бокам, спереди и сзади темнели бойницы, непрестанно изрыгавшие стрелы. На огороженном щитами плоском верху коробки — еще арбалетчики и метатели дротиков.
Вырвавшиеся вперёд тавроги попытались повернуть назад, чтобы не погибнуть под колёсами боевого механизма, но задние ряды смешались, не успев вовремя перестроиться, и атакующий порядок смешался, началась неразбериха, переходящая в панику.
Этим немедленно воспользовались засевшие за частоколом пехотинцы. Они взбирались на земляные валы и раз за разом разряжали свои арбалеты и луки в обезумевших от ярости врагов, скучившихся перед укреплением, и тучи гибельных стрел прореживали их ряды.
Пока тавроги безуспешно пытались собраться в лаву и вновь атаковать земляные валы, неуклюжее механическое чудовище развернулось и довершило разгром…
Все было кончено. Оставшиеся в живых всадники беспорядочной толпой отступили.
— Теперь нам пора, — сказал Торкел и, не скрываясь, поехал напрямик к Линии по покрытому мертвыми телами полю.
ЗЕЛЕНАЯ ЛИНИЯ
Крогс добил необычно рослого таврога. За последнее время он успел навидаться всякого, но, как раз таки в последние дни, в бой вступали все новые силы извечного степного противника, доселе невиданные ни им, ни его соратниками. День ото дня им приходилось сражаться со все новыми отрядами конелюдей, со ставшей монотонной обязательностью встававшими на месте уже уничтоженных ими. Ресурсы Равнины казались неисчерпаемыми, равно как и доходящая до безумства смелость степных воинов. Казалось, они преднамеренно искали смерти, гарцуя под прицелом арбалетчиков. Какой обезумевший шаман посоветовал им искать заоблачного блаженства в бессмысленной гибели под стрелами равнодушных стрелков, словно на занятиях по стрельбе расстреливающих фигурки всадников. Точно так же, как вот этот безумец, который со стрелой в яремной вене, беззвучно рыча и скалясь в щербатой улыбке, все тянется к противнику.