Он крепче обхватил рукояти меча и секиры… затем, подумав, отбросил меч и взялся за топорище двумя руками. Если ему удастся одержать верх — он предотвратит атаку на Орден! Он должен сделать это!!!
— Убей его! — сказал Хеггар внимательно наблюдавший за ним.
Тварь обернулась к Рыцарю и прицелилась в него сверкнувшими огоньками глаз.
Терес чуть присел, стараясь не пропустить броска зверя…
Он успел поднять секиру, но она лишь начинала свое движение вниз, когда Хройро повалил его и, сдвинув хаувберк, вгрызся в горло.
Телега была устлана толстым слоем трав, лежать в ней было мягко и уютно. Лошадь шла не торопясь, а перед глазами медленно проплывали в ночном небе едва различимые облака, подсвечиваемые ушедшим за горизонт солнцем, и перемигивались многочисленные, начинающие сверкать ярче звезды. Казалось, кто-то наблюдает сверху за происходящим на земле. Все было как когда-то в детстве. И только когда колесо наезжало на камень — телега подпрыгивала, преодолевая препятствие, и заставляя его съеживаться от невыразимой боли. И тогда он вспоминал, кто он и куда его везут, и тут же хотел забыть обо всем. Он мучительно застонал, и чья-то рука приложила к его ноздрям щепотку порошка Лотоса. Он вдохнул, зная, что это Аин, и она не хочет ему вреда, просто хочет ослабить боль.
Рядом с телегой шли его соратники, двенадцать выживших из двадцати пяти. Его уже тоже не стоит принимать в расчет. Когда они доберутся до Мастерской, он не будет скрывать и лгать. А следовательно Мастер не оставит его в Демонах.
Он хотел снова застонать от душевной муки, но Лотос уже начал действовать…
… и он увидел вдруг свою мать,
… и улыбнулся, когда она нежно погладила его по голове.
— Засыпает, — сказала Аин, гладя Инхама по щеке.
Шагающий рядом Ард покачал головой и сказал тихо. — Мастер не согласится оставить его.
— Пусть хотя бы вылечит, — ответила Аин.
Она шла рядом и как его мать в детстве успокаивающе — ласково держала руку на его голове и тихо рассказывала сказку.
— Десять слепцов путешествовали в горах. Дойдя до того места, где с одной стороны дороги зияла пропасть, они начали продвигаться вперед очень осторожно. Их охватил страх, и ноги у них дрожали. Вдруг человек, который шел впереди, споткнулся и упал в пропасть. Оставшиеся остановились и в ужасе запричитали:
— О! Какая жалость!
Но тот, кто упал, закричал им снизу:
— Не бойтесь. Когда я падал, мне не было страшно. Теперь со мной все в порядке. Раньше я думал: «И что я буду делать, когда упаду?», поэтому мое беспокойство не ведало границ. Но сейчас я успокоился. Если вы тоже желаете обрести покой, скорей падайте сюда!
ОН
У НЕГО были два огромных Ворона, Хугин и Мунин. Они каждый день летали по всему свету и собирали сведения обо всем, что происходило.
— Я, конечно, обещал, что до Дня Решений не буду выносить свое суждение о работе Творцов, но с другой стороны, почему бы и не полюбопытствовать чем они занимаются. У Вележа и Дали мы были, но вот этот сумбур мне интересен больше.
— Вы очень точно заметили насчет сумбура, Создатель.
Приглядитесь — Оладафом было поручено укреплять и упрочнять центральное государственное образование этого Мира — Империю, с целью максимальной концентрации творчески активных особей в малом объеме. А вместо того, чтобы использовать их потенциалы на развитие своих ремесел, глава империи пошел войной на последователей Драго, защищающих их мир от созданий Хоргота. Самоубийство!
— Интересно, какова логика его решения? Если он стоит во главе государства он не может быть настолько глуп, чтобы разрушать собственную вотчину.
— К моему удивлению в этом мире во главе народов и государств необязательно стоят самые сильные или самые умные.
— Кто же тогда?
— У всех по-разному, но почти никогда так, как предполагал Оладаф. Понятия умный и сильный разделены, кроме исключительных случаев. Оладаф никак не может или не хочет разобраться в семи компонентах изобретенных Драго, к тому же заявляет, что изобрел восьмой компонент, который и спасет этот мир.
— Спасет от кого?
— От вас, наверное.
— И что же это за компонент?
— Он называет его любовь.
— Что это?
— В основном, люди обозначают этим словом влечение разнополых особей друг к другу с целью воспроизводства. Этим когда-то Драго решил проблему репроизводства мира, чтобы не отвлекаться на тиражирование новых образцов. Но в дальнейшем это слово начало обозначать влечение к различным ремеслам, привязанность потомства к родителям, и совсем уж непонятную привязанность к изобретенным им мерилам успеха в виде денег. Именно деньги становятся в этом мире возможностью стать главным и подчинять себе и смелых, и сильных, и умных.
— Глупость, какая, и что же это за деньги?
— Кусочки металла, ракушки, черепа, кости и многое другое.
— Их же не съешь… или?…
— Нет — нет, они, конечно же, не едят их. Не знаю, что вам сказать — они обмениваются ими. Не знаю… такого до сих пор не было. Именно деньги стали причиной войны Империи.
— Ты знаешь, что изобретенные мной шахматы стали прообразом всех миров, которые поручены Творцам, но в мире Оладафа я вижу, что невозможно играть, когда каждая фигурка изобретает свои правила и трактует приказы по-своему. Невозможно играть в шахматы, если фигурки — это жуки, старающиеся расползтись. Когда пешка жертвует собой во имя короля или любой из старших фигур это понятно, но не может же быть, чтобы король жертвовал собой из-за пешки?
— Вы удивитесь, Создатель, но в этом мире происходит и такое. Посмотрите, пожалуйста… вы видите вон тех… на дороге.
— Дай увеличение… да, вижу теперь. Кто это?
— Это пример так называемой любви людей… к своему делу, к своим соратникам. Тот, что лежит, смертельно ранен, но остальные не бросают его и куда-то везут.
— Но он же уже не жилец, расходный материал… бесполезен. Проще, как ты говорил, воспроизвести нового, а этого уничтожить, потому что он мешает им двигаться быстрее.
— Вот в том то и загадка этого мира. Если на них сейчас нападут, с целью уничтожить именно этого, почти уже мертвого соратника — они будут сражаться за него, и может быть, даже погибнут, но не уйдут.
— Все это выходит за рамки порученного мной, но многообразие этого мира начинает меня интриговать. В конце концов, шахматы мне тоже уже надоели в их старом виде и пора привнести в них новые правила.
Есть в этом мире хоть кто-нибудь, кто создан по моим правилам?
— Их очень мало, но они есть. Они четко выполняют приказы и живут почти по предписанным им правилам. Именно на них Оладаф делает свою ставку, и именно их хочет уничтожить Модо.
Когда все закончили со своими делами, они тронулись в путь.
Выехали еще до рассвета, стремясь поскорее покинуть уже порядком надоевший шумный город.
Выбранная ими для возвращения дорога в обход слева от Веселых Топей была намного длиннее, но и намного спокойнее. Торкел не хотелось рисковать и так уже поредевшим отрядом.
Он хотел, было, оставить несколько человек для охраны десятерых обозных ветеранов, но Белга прямо там во дворе казармы указал на торчащую с краю одинокую осину и спустя мгновение десять тяжелых коттеронских метательных ножей измочалили ствол до такой степени, что несчастное деревце переломилось и упало.
Сунувшиеся на шум короткоплащные остановились, увидев черные доспехи, и потянулись обратно.
Ехать по объездной дороге было веселее… чем по Веселым Топям. Холодный ветер поначалу заставлял ежиться и плотнее кутаться в плащи. С рассветом он все же утих, и лучи солнца озарили возделанные поля.