Орден ценил в своих бойцах лишь одно — верность Цитадели и Уставу. Торкел был свидетелем того, как жестоко карается отступление от положений его. На многое в Ордене смотрели сквозь пальцы, но вместе с тем простейшее недопонимание приказа могло привести к немедленному наказанию.
Это и случилось с Гвендилом, когда он, чтобы скоротать время и сберечь силы во время второго наступления на Русстрим, не полез, как было приказано на отвесные скалы, а обогнул кряж и подвел свой десяток под арбалеты Братьев.
Потери рыцарей составили семнадцать человек и Вождь, устало присевший на телегу, перегородившую выход из ущелья, просто отмахнулся, когда Гвендил подошел к нему.
Торкел, подошедший со вторым эшелоном, не принимавшим участия в бою, видел, как Гвендил снял окровавленные доспехи, сложил свое оружие и, не глядя ни на кого, зашагал по дороге. Вайст бросился его догонять, когда он почти скрылся за поворотом и остановившийся изгнанник с надеждой глядел, как приближается к нему старый соратник, но командир третьего десятка лишь забрал у него пряжку плаща с изображением Черной Розы и тут же повернул обратно.
Уничтоженный позором Гвендил швырнул плащ на обочину и скрылся за поворотом.
Вайст передал эмблему Вождю и что-то долго ему втолковывал, оглядываясь на дорогу, и Торкел услышал лишь последние слова Вождя.
— Не посмеет, а если что — сам знаешь, что делать, но не раньше!
Скорее всего, речь шла о том, что изгнанник слишком много знал об устройстве обороны Ордена и, оскорбленный, мог бы когда-нибудь привести новых друзей на старых врагов, а Вайст предлагал решить эту проблему немедленно. Глупо и некрасиво все получилось.
Вождь в назидание остальным не разрешил выбить на доспехе имя его последнего владельца.
— Вот так! — сказал Фавнер, подходя к остолбеневшим новобранцам.
На плече его висели три трофейных арбалета и штук десять тяжелых поясных кошелей.
— Приказано направо — иди направо, приказано налево, значит налево… нате вот — тащите в обоз — и если хоть одна монетка пропадет…
Позднее, когда забредший на плац командир лучников Бодовиц приказал до блеска начистить коней, лишь подоспевший Фавнер спас несчастных животных от серьезных повреждений и долго втолковывал курсантам разницу между умными солдатами и деревенскими дурнями, каковыми они по его мнению и являлись.
— Фавнер.
— Слушаю, Вождь.
— Как ты знаешь у нас за последние недели много невосполнимых потерь.
— Да…
— Песото… он ведь был твоим другом?
— Да.
— Жаль. Прекрасный был лучник. Так вот… как там смена?
— Учатся.
— Хватит им игрушки играть — не пора ли им в Старый Город?
— Нет… нет. Они пока не готовы… настолько. А впрочем — как скажете.
— Вот правильно… готовы или нет — там все решится. Не дети, в конце концов! Цацкаешься с ними!..
— Я к тому, что потери будут больше…
— Время не ждет — мне нужен полный состав, а я уже сейчас вынужден ослабить посты и патрули. Они сами знали, на что шли. Так что давай бросай их на проверку завтра же, а жалость свою сдай в оружейную комнату, и забудь о ней.
СТАРЫЙ ГОРОД
Морозным утром их повели на север, в горы, которые с самого начала обучения были запретными. Путь в них представлял собой узкую горную тропу, прижавшуюся к отвесной скале и охраняемую днем и ночью.
Целью было, по словам наставника Фафнера, «проверка выносливости и взаимодействия в экстремальных условиях», но Торкел услышал, проходя мимо стражей, как один из них буркнул.
— Вот и этих повели в Город, хоть бы объяснили, что к чему!
У Торкела мороз пошел по коже, но он только поправил кожаную повязку на голове. О Старом Городе он слышал лишь дважды — первый раз, когда в позапрошлом году десятки Вайста и Кременста были по тревоге подняты ночью и брошены на устранение какой-то угрозы с севера.
По возвращении вместе с четырьмя укутанными в плащи телами, несли стянутого веревками десятника Кременста, окровавленного, с оторванной щекой, весело напевавшего в безумном похмелье:
Встретившись сумасшедшим взглядом с Торкелом, Кременст весело подмигнул ему и прошептал.
— Не ходи туда один!
Сошедшего с ума Кременста отнесли к Вождю, туда же заторопился Лекарь, но больше Кременста никто никогда не видел.
Второй раз он вспомнил о Городе в прошлом году, когда Фавнер, оставив поредевшую группу новобранцев в карантинном лагере, лично подтащил к стенам Цитадели какой-то сверток. К нему спустились Вождь и командиры десятков, и они долго о чем-то спорили, рассматривая добычу Фавнера, потом начали смеяться и, в конце концов, разведя костер, сожгли принесенное.
Торкел осмелился тогда узнать у наставника, что же это было, и Фавнер значительным голосом ответил, ожесточенно растирая руки вином.
— Старый Город — Древний Голод…
Потом хлопнул Торкела по плечу и ушел.
Торкел дождался его ухода, а потом на всякий случай промыл след от его мокрой ладони на куртке чистой водой из колодца.
ДРЕВНИЙ ГОЛОД
«…боги решают хитростью выманить Аматэрасу, чтобы вновь вернуть миру свет и порядок. Для этого… на ветви священного дерева вешается магическое ожерелье из резных яшм… приносят «долгопоющих птиц» — петухов, чей крик возвещает наступление утра, и в довершение всего богиня Амэ — но удзумэ пляшет на перевернутом чане, распустив завязки своей одежды, чем вызывает громовой хохот богов. Удивленная таким весельем Аматэрасу, выглядывает из грота…»
После долгого утомительного подъёма по осыпающемуся каменистому склону Фавнер, наконец, разрешил привал. Не скрывая усталости, новобранцы повалились на сырую от тумана промозглую землю, жадно глотая пересохшими ртами холодный разреженный воздух.
Досчитав до трехсот, безжалостный Фавнер вновь погнал их вперед.
Горная тропа, вившаяся по самому краю пропасти, становилась меж тем все круче и круче.
И вдруг, совершенно неожиданно подъем закончился, их отряд вышел к бездонной пропасти, на другой стороне которой начиналось горное плато. Торкел решил, было, что они достигли конца пути, но потом увидел пропасть отделяющую их от каменного плоскогорья и тонкий каменный мостик без перил, соединяющий обе стороны ущелья. Ветер и дождевая вода за тысячи лет непрестанных трудов создали это чудо архитектуры, день, за днем вытачивая из камня свое творение.
Приблизившись к узкому каменному полотну природного моста, Фавнер остановился. Остановился и отряд, и взгляду курсантов предстало покрытое каменными россыпями высокогорное плато, вдоль и поперёк изрезанное глубокими оврагами. Оно простиралось насколько хватало глаз и казалось бескрайним, исчезая в синеве горизонта.
— Там, — каркнул Фафнер, перекрывая своим голосом свист и вой поднявшегося ветра, и указал вперёд, — Там ручей Сзреб.
Курсанты молчали, вглядываясь в переплетение каменных россыпей. Фавнер покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину.
— Ваше задание — добраться до него, просто дойти! Если кому-то из вас кажется, что все это слишком просто — скажу, хоть мне и достанется за это — дойдет до конца из вас в лучшем случае половина! А может и никто, если не повезет!