— Хрен вам, а не служба, — проговорил он, провожая глазами проходившую мимо него Дашку.
— Тебя отпустили? Или ты сам..? — робко спросила Анна.
— Умирать нас там оставили… Великие Луки сдали… И нас сдали… Воеводы, твою мать! — сквозь зубы ругался Михайло и вдруг что есть силы ударил кулаком по столу.
— Матунька! — позвал из-за печи испугавшийся Матвей. Васенька тут же ударился в рев. Анна вскочила к детям, начала успокаивать их, метнув на мужа разъяренный взгляд. Михайло пристально, будто с придиркой, глядел на округлившийся стан жены, на ее оттопыренный живот, на располневшие руки. Хмыкнул, подумав о чем-то своем, взял жбан с брагой со стола и, шатаясь, направился в баню.
Дарья едва не столкнулась с Михайлой на пороге бани и, исподлобья глядя на него с недовольством, молвила:
— Еще не прогрелась, обожди.
Михайло, ухмыляясь, протянул ей брагу:
— Будешь?
— Не пью я эту гадость…
— Зайди! — велел он ей грозно. Дарья повиновалась, робко войдя в баню следом за Михайлой. Он все глядел на нее озорно, дыша в лицо бражным духом. Жбан отставил в сторону.
— А помнишь, как мы..? В былые годы где только ни любились…
— Что было — прошло, — опустив глаза, ответила Дарья.
— Ох, Дашка, — обхватывая рукой ее плечи, прошептал Михайло.
— Отпусти! Анна твоя увидит! — отбиваясь, попросила Дарья, а Михайло уже крепче прижимал ее к себе, лез рукой под подол…
— Отпусти! Закричу! — чуть не плача, молила Дарья.
— Только попробуй! Задушу! — схватив ее за горло, с придыханием, прорычал Михайло, выпучив свои страшные хмельные глаза. Он прижал Дарью спиной к бревенчатой стене и жадно мял ее, спуская с себя порты…
Михайло брал ее со звериной жадностью, терзая нещадно, и Дарья стояла, зажмурившись и закусив губу от омерзения. Когда наконец он вздрогнул и обмяк, Дарья оттолкнула его от себя что есть силы и, на ходу оправляя одежу, бросилась к дверям…
Когда она вошла в дом, Анна сидела в темноте на том же месте. Дарья остолбенела на мгновение, не решаясь вступить в горницу.
— Подойди! — жестко велела Анна. Повинуясь, Дарья робко подступила к ней, теребя в руках уголок лежавшего у нее на плечах покрова. В тусклом свете лампад она разглядела разгневанные глаза Анны, впившиеся ей в лицо, и не успела что-либо сказать, как увесистая пощечина ожгла ей левую щеку.
— Уйди с глаз! — глухо, с ненавистью проговорила Анна…
В дом Михайло так и не зашел — остался спать в бане. А утром, когда Анна пришла за ним, то увидела мужа спящим на полу в лужах рвоты и мочи. Растолкала его, борясь с омерзением, а Михайло, открыв глаза, сказал:
— Еще выпить принеси…
— Хватит тебе! Отпил свое! — ответила Анна с раздражением. Михайло неожиданно вскочил на ноги.
— Я тебе покажу, как перечить мужу! Тебе велено было — принеси! Убью гадину! — взвизгнул он, сжимая свои огромные кулаки.
— Ну, бей! — уставив руки в бока и выпятив свой огромный живот, крикнула Анна, но Михайло, схватив пустой жбан, метнул его в жену, благо, что промахнулся.
— Сука! Змея! Убью! — ревел Михайло, и Анна бросилась прочь из бани, захлопнув за собой дверь. У дома опустилась на скамью — в глазах отчего-то все потемнело, нутро будто огнем ожгло. Отдышалась, подождала, когда боль отступит, но и после не нашла в себе силы встать — спрятав лицо в ладонях, дала волю слезам. Услыхав шаги Дарьи, тут же взяла себя в руки, утерла слезы и велела ей:
— Хозяину своему отнеси еще браги! И прибери там за ним…
А под вечер в ворота постучался староста. Анна не пустила его на двор, говорила с ним через приоткрытые створки ворот.
— Чего это я слыхал, будто ночью приехал кто? — спрашивал староста, стараясь все заглянуть в ворота через голову хозяйки.
— Никто не приехал. Не ведаю! — отвечала она, закрывая створку перед носом старосты. — Не могу в дом пригласить! После зайди! После!
Михайло на третий день сам приполз в дом, едва живой. Его сторонились и дети, и Дарья, Анна старалась обходить стороной. А он спал на топчане за печью (детей Анна забрала к себе), пил травяные отвары, после которых его неудержимо рвало.
Глухая ярость душила Анну все эти дни, она презирала и мужа, коему желала смерти, и Дарью, коей после того случая жизни не давала — то придерется к якобы плохой работе по хозяйству, то накричит просто так, то одернет. С ненавистью даже подумала раз избавиться от плода, но потом, страшась греха, долго молилась у образов…