— Помнишь, как переодевали тебя в смерда, дабы к бабам тебя отвезти в первый раз? Помнишь, а?
— Помню! — опустив глаза, отвечал Иван, залившись румянцем. — Нечего о том теперь уж вспоминать! День такой…
— А уж Дуньку-то ты до сих пор небось, вспоминаешь? — с лукавой улыбкой произнес Протасий, вытянув ноги в великолепных тимовых сапогах на высоком каблуке. — А уж как она тебя вспоминает! Из всех, видать, самая горячая баба была у тебя. Так?
Иван улыбнулся от нахлынувших воспоминаний, что еще недавно будоражили кровь. Протасий поднялся, подошел к окну ленивой походкой и, оправляя кушак на поясе, по-приятельски похлопал царевича по плечу:
— Не сумуй! Я ей передам от тебя поклон!
Друзья расхохотались, и Иван сказал ему, понизив голос:
— Ежели не ты, одному Богу известно, как бы я пережил расставание с Евдокией. Когда ее в монастырь постригли, думал, что и жизнь моя кончена.
Лицо Протасия расплылось в довольной ухмылке.
— Как иначе? Братья ж мы иль нет!
Погодя немного, он добавил уже без улыбки, отряхивая плечо царевича от невидимых пылинок:
— Скоро уж невесту привезут. Мне тут быть не позволено. Отъеду, а ты уж… Не подведи старого друга! Опосле увидимся!
Они крепко обнялись, и Протасий, прежде чем уйти, молвил:
— Будь счастлив!
— Спасибо, — ответил тихо Иван и, казалось, что отсутствие верного друга на свадьбе заставит его разрыдаться. Но он сдержался, и Протасий, махнув ему рукой на прощание, вышел из покоя. Ускоряя шаг, он двинулся по темному переходу, и с лица его, как только закрылась дверь горницы, мигом исчезли привычные для Ивана теплота и улыбчивость. Лик Протасия был суров и страшен. Едва не опрокинул наземь попавшегося на пути холопа, толкнул того в стену, с криком: "Прочь!", всей пятерней ткнул в лицо конюха, что подводил ему коня, и, взмыв в седло, ринулся прочь с государева подворья…
Василий Умной-Колычев давно ждал его в своем тереме.
— Чего так долго? — недовольно проговорил Умной, встретив гостя в сенях.
— Не задирай! Дай воды лучше!
Тут же рядом оказалась дворовая девка, что принесла кувшин с водой и чарки. Протасий схватил кувшин и начал пить прямо из него, проливая воду на пол. Переведя дух, бросил девке:
— Пошла вон!
Умной недовольно покосился на гостя и, выглянув на мгновение во двор, закрыл двери и проводил Протасия в горницу, где они заперлись и сели близко друг против друга.
— Тулупов схвачен. Люди мои видели, как его волокли с пыточного двора в застенок, — доложил шепотом Протасий, — ежели он нас уже сдал под пыткой?
— Что сдал? — вскинул брови Умной.
— То! — выпучив глаза, ответил Протасий. — Что мы государя сместить хотели! Царевича Ивана вместо него посадить на престол…
— Уж если бы сдал, не сидели бы мы тут с тобою!
— Кто знает!
— Не городи! Кто допрос вел — известно? — вопросил Умной.
— Афанасий Нагой, кто ж еще, — с ненавистью произнес Протасий.
— Сучий сын! — хлопнул по столу Умной. — Видать, из-за него меня отстранили от сыскных дел! Да уж! Ну, дело плохо. Этот копать глубоко будет… Глубоко!
— Что делать станем, ежели..?
— Цыц ты! Тише! Еще ничего не произошло. Но времени у нас мало… Кто знает, что Борис Давыдович под пыткой ляпнет! Из человека можно что угодно на дыбе вытянуть! Да уж…
Протасий испытующе глядел на Умного. Тот, подумав, спросил:
— Дружки-то твои, как их… Колтовские, Санбуровы, Бутурлины… Все с тобою? Все готовы?
— Со мной, — кивнул Протасий, — свистну — они людей подымут. Войско соберем…
— Войско… — передразнил Умной, — мало того. Тулупова нет, нужны сильные союзники… Твой дядька двоюродный, Никита Романович Захарьин, в Ливонии до сих пор?
— Ну? — помрачнев, спросил Протасий.
— А сыновья его тут? Надобно дядьку твоего на нашу сторону переманивать!
— Не стану я ему писать! — с желчью выпалил Протасий. — Он с отцом моим враждовал… Стану ли я ему в друзья напрашиваться? Нет меж нами согласия, понял?
— Не понял! — со злостью возразил Умной. — Дурак ты! Никита Романович — могущественный боярин! Он один твоего дворянского "войска" стоит! Внял? А ты заупрямился!
— Не стану ему писать, и все тут! Не стану! — брызжа слюной, закричал Протасий, но Умной схватил его за ворот кафтана, тряхнул:
— Тише ты! Тише! Ладно… С этим еще решим. Но времени у нас нет… Начни подначивать царевича Ивана, дабы был готов…