— Прости меня, брат… Не совладал с собою… Не езжай никуда, оставайся! Тебе уж постелено… Не гневайся…
Федор Васильевич послушал-таки брата, ушел спать в приготовленную для него горницу. Иван Меньшой вернулся за стол к гостю, морщась от сковавшего виски похмелья — бражный дух с гневом весь вышел из него. Налил себе квасу, выпил. Щелкалов все так же с прищуром глядел на него:
— Устал ты, вижу. Может, и тебе спать пойти?
— Не, — мотнул головой Иван Меньшой, — я еще от тебя правды не дождался. Молви, что в державе творится. А то места себе не нахожу…
Щелкалов, вновь помрачнев, задумчиво поглядел в темное окно, пожевал губы.
— Что-то страшное грядет. Токмо о том — никому! — ответил он, испытующе глядя на друга. Иван Меньшой, притихнув на своем месте, молча кивнул.
— Заговор раскрыт против государя. Бориска Тулупов и боярин Умной хотели, мол, свести его с престола. И царевич Иван в том замешан. Хотели его вместо государя…
— Господи, и царевич, — ахнул Иван Меньшой.
— Самый ближний круг, почитай, государя предал. Потому и взяли под стражу всех, кто подле них был. Весь ближний круг царевича, где Протасий Захарьин главенствовал — он, мол, тоже на их стороне был, Ивана Иоанновича подначивал отцово место занять.
— Откуда открылось сие?
— Елисейка Бомелий выдал Тулупова. А он уже и всех остальных за собою потянул. Новгородского владыку Леонида в Москву на допрос свезли, выяснилось, в хищениях он повинен великих. Молвят, в Новгороде ведуний держал на подворье, колдовством и прочей бесовщиной занимался также. Выдал Умной на допросе и архимандрита Чудова монастыря Евфимия, и архимандрита Симонова монастыря Иосифа — те, мол, за боярскими даяниями охочи были, но не ради своих обителей, а от алчности своей.
— Слыхал я, что государь давно ими недоволен был. А что митрополит? Заступится за них?
— Владыка Антоний? — усмехнулся Щелкалов. — Этот тоже за свою шкуру боится. Уже и он с государем с глазу на глаз говорил. Видел я его после того разговора — волокли его, несчастного, едва живого — весь бледный, трясется, ногами еле перебирает… Нет, владыка против государя не пойдет. А теперь и согласится на то, дабы государь запретил земельные пожертвования крупным обителям…
— Верно говорят, что государь отослал супругу свою, Анну Григорьевну, в монастырь? — вопросил, нахмурив чело, боярин Шереметев.
— Едва боярин Умной уличен был в измене, государь велел постричь ее в Покровский монастырь, что в Суздале. И Васильчиковых всех из Москвы выслал…
Шереметев покачал головой. И с пятой супругой у государя не сложилась семейная жизнь. Юная дева пала жертвой придворной борьбы и теперь вынуждена была всю цветущую молодость свою отдать на служение Богу. Но никто, и сам государь, не ведал, каким потрясением был постриг для юной девы, что уже тогда она слегла в горячке и медленно, медленно угасала. Через два года она умрет, так и не оправившись от горя…
— А что же царевич? — вновь спросил Шереметев.
— Думается мне, лишит его государь права наследования…
— Кто же царем станет после? Неужто юродивый царевич Федор?
Щелкалов опустил голову, тяжко вздохнул.
— Ох, не сносить мне головы, — проговорил он. Хоть он и доверял давнему другу, ибо Иван Шереметев и сам был осторожен и неглуп далеко, но в сие страшное время, ежели выяснится, что приближенный к государю дьяк выдает придворные тайны — обоим им уготована плаха.
— Ты знаешь меня, я не скажу никому, — пристально глядя на друга, молвил Шереметев. Он чувствовал, что хмель его отпустил полностью — выветрился разом от столь пугающих вестей.
— Государь и сам хочет оставить трон, — поднял глаза Щелкалов. Какое-то время они молча глядели друг на друга, и Шереметев, осознав сказанное, вопросил:
— Кто же… царем станет?
— Решил государь наказать всех нас, изменников и корыстолюбцев, — со вдохом проговорил Щелкалов, — и вздумал царем сделать Симеона Бекбулатовича…
— Саин-Булата? — выпалил Шереметев, снеся огромной рукой своей опорожненные чарки. Он, касимовский хан, ныне станет государем… Как?
— Тише! Тише! — сквозь зубы зашипел Щелкалов. Шереметев, словно опустошенный, откинулся к стене, упершись невидящим взором куда-то перед собой. Саин-Булат… Тот самый, что собственной глупостью, будучи ничтожным воеводой, привел к поражению русскую рать в сражении со шведами при Лоде два года назад, где погиб Иван Андреевич Шуйский, также близкий друг Ивана Меньшого[9]… Боярин видел Саин-Булата однажды, помнил его гордо-заносчивое гладкое лицо, узковатые степные глаза… И всю Россию… ему? Как же так?