— Ежели снова в навозе двор мой оставишь, — прервал Архип рассказ Еремки, — я тебе за шиворот его засуну!
— Ась? — переспросил Еремка, приподняв над одним ухом свой треух.
— За конями прибери! — крикнул в сердцах Архип.
— Чего злишься-то? — обиженно заворчал Еремка. — Приберу, приберу!
Теперь уже молча он наблюдал за работой Архипа.
— Этот-то конь буйный, норов имеет! А с тобой ничего, смирный! — с уважением протянул он.
— Силу чует! — ответил Архип и похлопал коня по мускулистой шее.
Тем временем в доме Аннушка, держась порою за выпяченный живот (уж должна скоро родить!), стряпала у печи. Белянка, закатав рукава, стирала в кадке белье, то и дело поглядывая в мутное окно, затянутое бычьим пузырем.
— Опять его принесла нелегкая, — проворчала она, — глядишь, и теперь воевода не заплатит! Сколь можно!
— Так отчего батюшка его принимает все время? — отозвалась Анна. — Отказался бы — и дело с концом!
— Как же! Откажешь тут воеводе! Он ж тут, как царь! Всем заправляет! Наворовался и жирует, а простым людям ни гроша не платит, ирод!
— Тебе-то откуда знать, воровал он иль нет? — с улыбкой спросила Анна, ставя в печь горшок с залитой водою гречихой.
— Да все они воруют! — махнула рукой Белянка и утерла со лба пот тыльной стороной ладони. — Сколь им всем надо-то, чтобы перестать народ честный обманывать! Ох, жаль, государь-батюшка не видит того! Он бы его быстро за пояс заткнул!
— Миша говорит, мол, времена нынче тяжелые. В Москве теперь два царя, и поборов с городов в два раза больше! Он сам видал — провожал возки с казной! — ответила Анна, закрывая печь черной заслонкой.
— Придумали чего странного! Два царя… Ишь! Боярские это все проделки! — возмущалась Белянка. — А народу что? Страдать, да и только! Ничего, Бог все видит! Все там будем!
Белянка еще много говорила, достирывая белье — собиралась выказать все мужу, как только вернется, указать ему, неразумному, как следует себя вести с этим воеводой, но когда Архип, закончив, вступил в дом чернее тучи, Белянка и Анна смолкли, только завидев его озлобленный взгляд. Скинув пропахшую потом грязную сорочку Белянке, он вышел в сени. Оттуда послышалась какая-то возня, затем что-то с грохотом рухнуло, и разразилась яростная ругать Архипа.
— Опять горшки подле моей утвари кузнечной сложили?! Убью! — ярился он, и Белянка, опустив глаза, все сильнее терла в кадке грязное белье.
— Видать, снова не заплатил, — шепотом сказала Анна.
— Тише. Не трогай его! — махнула рукой Белянка. — Михайло-то скоро прибудет?
Муж Анны пришел со службы к вечеру, весь пропитанный запахом лошадиного пота, тоже уставший и злой. Потому вечеряли в полной тишине. Женщины не решались первыми нарушить молчание. Архип, выгребая из горшка деревянной ложкой гречневую кашу, оглядев зятя, вопросил наконец:
— Ну? Чего слыхать там у вас-то?
— Государь ратных выбирает к себе на службу. Теперь каждый норовит туда попасть. Только о том и разговоры ведутся. Но, видать, не свезло мне, — раздраженно отвечал Михайло.
— Почто так все рвутся туда? — вопросила Белянка.
— Как же, — усмехнулся Михайло, — глядишь, в московских землях имение дадут! О том каждый мечтает! И, наверное, уж там жалование не задержат! Государь, чай, за всем следит!
Услышав это, Архип вскинул одну бровь и, покачав головой, вновь потянулся за кашей. Вновь замолчали. За темным окном где-то вдалеке брехали собаки.
— Что ж делается-то, Господи, — прошептала Белянка. — Почто им на Москве два царя? Еще, молвят, татарин теперь государь наш. Как это?
— Никак, — бросил Михайло, — не нашего ума дело. Сами меж собой разберутся.
— Об другом давайте говорить! — сказал раздраженно Архип, но трапеза их уже прошла далее в полной тишине…
Ночью Архип все не мог уснуть, ворочался. В голову лезли всякие мысли. Что, если опять чего случится, и из Орла вновь погонят куда-нибудь, как из Новгорода тогда! В памяти навязчиво всплывал тот страшный переезд. Снежный буран, вой ветра… смерть дочери Людмилы в дороге… монастырь, где ее похоронили…
Нет, прочь! Прочь это из головы! Раздраженно сопя, Архип перевернулся на другой бок. Закрыл глаза, и, когда уже сон подкрался, как назло, в ушах отчетливо послышался последний крик Людушки: "Мама! Мама!" Простонав, Архип вновь перевернулся и открыл глаза.