…Через несколько дней он хотел выступать к Кокенгаузену, который, как он слышал, был успешно захвачен его людьми, и снова без боя. Такие легкие победы начали наскучивать герцогу. С неудовольствием вспомнил он крепость Роненбург, где сидел верный Полубенскому гарнизон, и он с боями заставил отступить людей Магнуса. Ничего! Ныне и они покорятся. Что ж, Вольмар, где сидит захваченный со своим гарнизоном Полубенский, тоже готов покориться Магнусу. После Кокенгаузена герцог выступит туда! И он уже представлял, как Полубенский, этот знаменитый литовский полководец, окажется у него в руках!
С удивлением услышал он о прибытии Анца и Берга к нему. Они ждали в приемной зале. Грязные от пыли, мокрые от бешеной скачки, они, сами не свои от пережитого ("Господи, да что же там произошло?"), смотрели на Магнуса и протягивали грамоту, скрепленную до ужаса знакомой красной печатью Иоанна…
Еще ничего не выслушав от молчавших слуг своих, Магнус трясущимися руками вскрыл грамоту, принялся читать:
"…В грамоте твоей писано, что сдались тебе города Кесь, Нитов, Чиствин, Тыржин, <…>. Во Пскове позволил я тебе занять Кесь да городки, что на той стороне реки Гави, иными городами тебе мы не поступались. Ежели мало тебе того, что дано, так убирайся в свою Эзельскую землю иль в Датскую за море. Нечего нам тебя и в Казань ссылать, уходи лучше за море, а землю Лифляндкую мы с Божьей волей сами очистим и убережем…".
— Государь подошел к Кокенгаузену, — молвил наконец Берг, — но ваши люди не открыли московитам ворота, желая доказать вам верность… Разгневался государь и силой взял город, вырезал всех твоих слуг и всех твоих ратников. Лишь нас оставил в живых, дабы мы привезли тебе эту грамоту…
Он перечитывал пропитанные гневом строки послания и уже начинал осознавать, что слишком далеко зашел, что сила и величие, казалось, завоеванные им в этот столь короткий срок — просто прах, и все это может быть уничтожено разом — так же, как уничтожен целый гарнизон, отправленный Магнусом в Кокенгаузен.
— Великий князь в нескольких днях пути от Вендена… Когда мы уезжали, он уже подступал к крепости Ленгвард… Там тоже твои люди, — добавил Берг, но голос его уже слабо звучал в голове Магнуса, словно лицо говорившему заткнули подушкой…
Магнус отпустил Анца и Берга, а сам со стиснутой в руке грамотой начал мерить шагами залу, затем, остановившись, крикнул толпившимся здесь свите, слугам и стражникам, также охваченным ужасом от услышанного:
— Пошли все вон! Оставьте меня! Вон!
Семеня, толпясь, они спешили покинуть своего господина. Когда в зале никого не осталось, Магнус завыл, словно от дикой боли и, закрыв лицо руками, закричал:
— Будь проклят тот день, когда я согласился служить этому демону! Будь ты проклят! Будь ты проклят!
А вести приходили печальные. По дороге к Вендену без боя сдался царю Ленгвард, устрашенный резней в Кокенгау-зене. Говорят, уже занят и Вольмар, где сидел пленником Полубенский. А мимо Вендена все шли и шли вереницами беженцы из окрестных деревень, спасаясь от карающей длани жестокого царя московитов, и Магнус, повесив свой длинный нос, с серым от тоски и мучений лицом, с крепостной стены провожал глазами эти протекающие мимо города толпы беглецов. Худые костлявые лошади тащили за собой скрипучие возы и телеги, в которых свалены были скудные пожитки, грязные босые дети и простоволосые бабы сидели на задках телег, безразличными взглядами скользили по стенам крепости и лицам ратников Магнуса, неспособным защитить их. Некоторые хотели укрыться в крепости, стражники пожимали плечами, говорили:
— Дело ваше! Только московит скоро придет!
Говорят, бабы пугают своих детей по ночам сказами о жестоком царе московитов, который пожирает людей. Но Магнус боялся его сильнее любого ребенка, ибо он отчетливо помнил взгляд Иоанна, помнил, как тот поступает с изменниками…
Порой Магнуса охватывал неистовый гнев. Герцог ненавидел Иоанна! О, как он ненавидел царя за те унижения, что ему пришлось пережить! Ненавидел из-за Марии, семью которой царь вырезал, хоть и приходился им родней… Может, стоит биться и погибнуть с честью? Пять тысяч воинов Магнуса против тридцати тысяч московитов. Какая славная была бы смерть!
Уже следующим утром со стены через бойницу Магнус наблюдал, как вокруг города рассредоточивается только что подошедшее войско московитов. Герцог надеялся, что царя здесь нет и тогда с воеводами можно будет договориться, оттянуть неизбежную гибель, но нет — показались и государевы стяги, и его многочисленная закованная в броню стража.