— Хороший выстрел! — похвалили его товарищи и двинулись дальше, вскинув мушкеты на плечи. Мельком взглянули на труп, лежавший под убитым только что московитом. Кажется, судя по одежде, это был пушкарский голова. Лицо присыпано землей, но среди грязи отчетливо видны были его потухшие открытые глаза.
Над полем боя звучал победный рев сигнальных рожков.
Глава 13
Узнав о поражении под Венденом, Василий Юрьевич Голицын тут же вернулся в Москву, кою покинул накануне по хозяйским своим делам. Бросив все, князь мчал домой, желая узнать о судьбе брата Ивана и тестя, князя Сицкого.
Колкая снежная крупа сыпала стеной с поздней ночи, и к утру вся Москва была белая, притихшая, обезлюдевшая. Ранним утром прибыв в город, князь опрометью ринулся к своим палатам, и чем ближе был час истины, тем тяжелее и страшнее было ему.
Скорбные лица дворовых слуг… Простоволосая Варвара, опухшая от слез, показалась в сенях, когда князь вошел. И, едва увидев мужа, она вскрикнула и разрыдалась, закрыв рот ладонью. Василий Юрьевич обнимал ее, перебирая всевозможные мысли в голове. Пугливо из-за лестницы, ведущей на второй ярус терема, выглядывали сыновья.
Уже позже Василий Юрьевич узнал, что брат Иван жив, но погиб отец Варвары, князь Василий Андреевич Сицкий, и она уже несколько дней безутешно оплакивает его. Также Василий Юрьевич узнал, что Иван с позором бежал, бросив войско, и его по приказу государя прилюдно высекли на торговой площади вместе с другими бежавшими воеводами. Такой позор для князя Голицына был хуже смерти.
Еще "подлила масла в огонь" Варвара, когда князь решил навестить брата.
— Езжай! Токмо скажи ему, дабы ноги его больше не было в этом доме!
Василий Юрьевич редко был строг с женой, но теперь, видимо, надлежало поставить ее на место.
— Не забывайся! — сверкнув глазами, бросил князь, но Варвара не унималась:
— Пока мой отец погибал, брат твой, подобно зайцу, бежал! Мужик называется! Трус! Тьфу, будь он проклят! Ненавижу!
Она кричала, размахивая в забытьи руками, и злые слезы блестели в ее глазах. Не один год ее мучило презрение, с коим Иван Голицын относился к ней, бывшей жене Басманова, и ее детям от первого брака, и она ненавидела деверя за это, однако никогда не смела выказать свою нелюбовь. Ныне смерть отца, служившего под началом ненавистного ей Ивана, разрушило все преграды, и Варвара обильно, с наслаждением, изливала из себя всю накопившуюся ненависть, словно выдавливала гной из ноющей раны.
— Замолчи! — сквозь зубы процедил Василий Юрьевич с вытаращенными от гнева глазами. Он чувствовал, что, ежели жена еще что-нибудь позволит себе сказать, он впервые в жизни поднимет на нее руку. Но она не сказала — захлебнувшись в рыданиях, она выбежала из горницы, изо всей силы шваркнув дверью. Василий Юрьевич, стиснув кулаки, злобно глядел жене вслед. Надобно было перевести дух.
Выйдя на крыльцо, князь увидел сидящего на ступенях пасынка Петю, старшего дитя Варвары от первого брака. Мальчик, спрятав лицо в поджатых коленях, тихо плакал, но, услышав отворившуюся дверь, оглянулся воровато и торопливо утер лицо. Князь сел подле него, тяжко вздохнул. Будучи в частых и долгих разъездах, князь Голицын едва мог наблюдать, как растут его дети. И сейчас он подметил про себя невольно, как Петя становится похож на Федьку Басманова, покойного отца своего! От этого ранее было не по себе, когда в приемном сыне князь угадывал черты грозного государева опричника. Но это давно ушло — Петя и Ваня стали для князя родными детьми. Разве виновны они в преступлениях своего отца? На мгновение вспомнилось презрение брата Ивана к ним, и от этого стало не по себе, мерзко.
— Ты чего тут, Петя? — вопросил тихо Василий Юрьевич. Мальчик отрицательно помотал головой, не желая показывать свои чувства, но вдруг проговорил жалобным, дрогнувшим голосом:
— Мне дедушку Василия… жалко…
Для князя эти слова были подобно уколу ножа в сердце. Скорбно опустив голову, он привлек Петю к себе, и мальчик, уткнувшись ему в плечо, разрыдался вновь.
Над укрытым снегом городом гордо и ясно светила полная луна, огромная и холодная. На мгновение Василий вспомнил добродушно улыбающееся лицо покойного Василия Сицкого, представил его убитым среди груды окоченевших человеческих тел, заметаемых снегом, поедаемых зверями и птицами, и стало совсем муторно на душе. Не приведи Господь!