"И уже не знаю, что ты от меня хочешь. Уже не только единоплеменных княжат, восходящих к роду великого Владимира, различными смертями погубил и богатство их, движимое и недвижимое, чего не разграбили еще дед твой и отец твой, до последних рубах отнял, и могу сказать с дерзостью, евангельскими словами, твоему прегордому царскому величеству ни в чем не воспрепятствовали. А хотел, царь, ответить на каждое твое слово и мог бы написать не хуже тебя, ибо по благодати Христа моего овладел по мере способностей своих слогом древних, уже на старости здесь обучился ему: но удержал руку свою с пером, потому что, как и в прежнем своем послании, писал тебе, возлагаю все на божий суд: и размыслил я и решил, что лучше здесь промолчать, а там дерзнуть возгласить перед престолом Христа моего вместе со всеми замученными тобою и изгнанными, как и Соломон говорит: "Тогда предстанут праведники перед лицом мучителей своих", тогда, когда Христос придет судить, и станут смело обличать мучивших и оскорблявших их…"
Сейчас половина Европы обсуждает московита-царя, с упоением читает о его зверствах, описанных беглыми слугами царя — Шлихтингом, Штаденом, Таубе и Крузе. Но что эта немчура, волею судьбы служившая в опричнине, знает о царе? Их писанина — собрание всевозможных баек и слухов, коими можно пугать детей вместо страшных сказок. Нет, историю о тиране должен писать тот, кто знал его, кто вместе с ним добывал победы, создавал великую державу.
С этими мыслями Курбский и взялся за "Историю государя Московского". О, в этом труде он изложит всю правду. Пусть потомки узнают, каким был Иоанн, царь и великий князь всея Руси. Иной раз слово сильнее целого войска…
Канун большой войны. Москва слаба, разгром под Венденом лишь подтвердил это. А во всей Речи Посполитой, словно в муравейнике, готовились к войне. И он, князь Курбский, готовился.
Он лично нанял восемьдесят шесть запорожских казаков, четырнадцать гусар, собрал ополчение со своих земель и вооружил его. Делал это с упоением, ибо объявлено было, что на время похода король приостановит все судебные тяжбы, коими тогда был обременен князь Курбский — все еще шла борьба с бывшей супругой, все еще тянулись разбирательства с соседями из-за спорных земель. Князь Курбский жаловался королю, что из-за бесконечных судов и кровавых стычек он не в силах обеспечить собранное им для похода войско. Тогда Баторий освободил имения Курбского от уплаты пошлин на время боевых действий.
"Какой у нас мудрый король!" — как и многие тогда, восклицал Курбский и, вдохновленный, все больше очернял царя в своем труде о нем, еще большим ядом пропитывались злорадные строки его посланий.
"А кроме того, скажу, что не подобает мужам благородным браниться, как простолюдинам, а тем более стыдно нам, христианам, извергать из уст грубые и гневные слова, о чем я тебе не раз говорил и раньше. Лучше, подумал я, возложить надежду свою на всемогущего Бога, в трех лицах прославляемого и чтимого, ибо Ему открыта моя душа и видит Он, что чувствую я себя ни в чем перед тобой не виноватым".
Но вскоре Баторий издал новый указ, по которому польская и литовская знать больше не распоряжалась наймом ополчения на своих землях. Прибыли специальные дознаватели, в деревнях Курбского начали хватать и отправлять в военный лагерь всех подряд — и мальчишек, и стариков, всех, кто мог держать оружие. Женский вой убитых горем матерей и жен стоял всюду. К князю бежали его крестьяне и старосты деревень, просили защитить их от поголовного рекрутского набора, и уязвленный князь, к старости лет еще более подверженный вспышкам гнева, написал королю послание, в коем осудил его последние действия и заявил, что не отправит своих людей в общее войско. Баторий ответил ему довольно скоро — в присущем ему холодном и жестком тоне в случае неповиновения он пригрозил Курбскому отобрать у него все имения. И Курбский замолчал, стерпел, покорился, однако уже не так любил своего короля.
Пока Курбский дописывал свое письмо Иоанну, во все уголки Европы были отправлены послания Батория с предложением наемной службы в польском войске на время войны с Московией. Поутихли европейские религиозные конфликты, и на службу к Баторию охотно отправлялись опытные воины из Священной Римской империи, Венгрии, Испании. Рекой потекло золото из польской казны в их кошели. Говорят, во Львов уже прибыли немецкие рейтары, ныне главная сила Европы — облаченные в легкие доспехи и открытые шлемы, они в седлах расстреливали из пистолей строй противника, затем с легкими мечами, походившими на шпаги, врезались в расстроенные ряды и устраивали резню.